Истории алтайских крестьян
Осенью 1933 года колхозник Демьяненко из Тальменского района рассовал по карманам колхозное зерно - унес прямо с тока. Колхозник Журавлев все видел – но не донес.
Очевидно, рядом с ними был кто-то третий - и он донес. Демьяненко и Журавлева судили – и оба получили 10 лет лагерей.
На такой же срок отправили в лагеря 18-летнего паренька из того же района по фамилии Шпицын – за то, что украл 1,5 кило масла на маслозаводе
А вот бывший кулак Мордвинов из Усть-Пристанского района в августе 1934-го послал на колхозное поле детей - собирать колоски и картофелины. Детишек поймали – к тому моменту они успели насобирать полмешка. Отцу семейства дали «десяточку».
Лишать свободы на такие гигантские сроки жителей страны советов стали после того, как хищения общественной (не личной) собственности объявили государственным преступлением - чем-то вроде измены Родине.
Случилось это 7 августа 1932 года, когда был принят знаменитый «закон о трех колосках» - он же «указ семь-ноль восемь». И, надо сказать, этим жителям Алтая повезло: этот "закон" за такие преступления предусматривал высшую меру наказания - расстрел.
История появления идеи
Идея наказывать максимально строго за хищения колхозной собственности к Сталину пришла, видимо, в начале 1930-х. «Вор, расхищающий народное добро… есть тот же шпион и предатель, если не хуже», - цитирует его историк Алексей Гоцуленко.
Правда, в Уголовном кодексе тех лет госсобственность уже была на особом месте. Так, за кражу личного имущества давали до года лагерей. А за хищения государственного - 2-5 лет, а иногда и все 10.
Летом 1932 года Сталин восстанавливал здоровье на даче в Сочи, управляя страной удаленно. Прогуливался по городу, играл в городки. И, видимо, прочитал донесения с мест о разгуле хищений в колхозах, на создании которых он же сам и настаивал.
В переписке с соратником Кагановичем, заправлявшим партийными делами в отсутствие Хозяина, он с раздражением заявил, что наказания у нас чересчур мягкие. Поэтому репрессии надо усилить – ввести расстрел или 10 лет лишения свободы.
Против воли Хозяина никто к тому времени уже не мог пойти - и документ от 7 августа разработали четко по его заветам.
Два вида наказания
Новые кары ввели постановлением ЦИК и Совета народных комиссаров СССР (документ читайте здесь). Правда, подписал его не сам вождь, а главы этих ведомств Молотов, Калинин и Енукидзе.
Отныне общественная собственность (государственная, колхозная, кооперативная) объявлялась основой советского строя - она «священна и неприкосновенна». А люди, которые на нее покушаются, - «враги народа».
За хищение колхозного имущества и грузов на железнодорожном и водном транспорте ввели только два вида наказания. Первый - расстрел с конфискацией всего имущества. Второй – при смягчающих обстоятельствах - не ниже 10 лет лагерей и тоже с конфискацией.
Размер хищений постановление не оговаривало. При этом осужденные вообще не подлежали амнистии – это было написано прямым текстом. «Декрет стал символом государственного террора», - считает историк Олег Хлевнюк.
Что характерно: Уголовный кодекс при этом никто не отменил - "закон о колосках" много лет так и жил параллельно с УК. Это позволяло вручную регулировать нажим на общество, то закручивая гайки путем отдельных циркуляров, то ослабляя их.
Официальное название постановления от 7 августа 1932 года - «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности». В июне 1933 года ввели такое же наказание за недонесение за преступление по этому постановлению.
Новый мир выглядел не блестяще
Надо сказать, что тот «дивный новый мир», который строили коммунисты под марши Дунаевского, в начале 1930-х выглядел, мягко говоря, не блестяще.
С появлением колхозов появился и новый тип преступности, ранее неизвестный в доколхозной деревне, пишет Иркипедия: массовые хищения.
На колхозные поля выходили «парикмахеры» (так их со смехом называли чекисты) - как правило, женщины, дети и старики. Они брели по земле и срезали еще не созревшие колосья - это был самый распространенный вид хищений.
Несуны (а этот термин появился как раз в те годы) тащили зерно с колхозных токов и полей уже после уборки - в карманах и обуви, за пазухой и в специально пришитых к одежде секретных мешочках.
В поля порой переселялись целые семьи. Ставили поблизости палатки, тут же питались всем, что росло, жали и молотили, кормили скот.
В хищения вовлекались и председатели колхозов вместе с колхозными коммунистами. Они занижали урожайность, списывали урожай как погибший, мухлевали с нормой высева (чтобы отсыпать немного семенного зерна).
Неучтенное зерно сбывали или перемалывали на тайных ручных мельницах, раздавали своим, меняли или продавали через перекупщиков-нелегалов.
Вооруженные обрезом
А что творилось на железной дороге? Автор докладной записки ОГПУ от 1932 года констатирует: на ж-д станции большими толпами приходят окрестные села (!) – сотни людей тащат зерно из вагонов и пакгаузов.
В июне 1932-го в районе украинского города Токмак четверо крестьян, вооруженных браунингом и обрезом, остановили пассажирский поезд. Они ограбили пассажиров последнего вагона и исчезли.
Следствие по делу грабителей показало: раньше они в уголовных делах замешаны не были. А на поезд напали, чтобы... отобрать у пассажиров хлеб.
Массовость преступлений говорила как минимум о плохой охране объектов, а еще больше - о серьезном нездоровье общества. И это нездоровье решили лечить расстрелами и гигантскими лагерными сроками.
Разумеется, часть попавших под новые репрессии похищали отнюдь не горсточку и не мешок. Кто-то из их были ворами-профессионалами, которые ничем другим в жизни не занимались. Но 85% осужденных по «закону о колосках» были самые обычные крестьяне. В большинстве своем - колхозники.
Только за первые четыре месяца в Западном-Сибирском крае (в состав которого входил Алтай) осудили 13 237 человек.
Чиновники считали виноватыми голодающих
Авторы этого карательного «шедевра» "о колосках" прекрасно знали, в чем главная причина хищений. 1932-1933 годы – пик чрезвычайного голода в деревне, вызванного силовым изъятием коммунистами продовольствия.
«Голод приводит к таким преступлениям, о каких раньше не слыхали. Все (не только крестьяне) сделались ворами от недоедания. Попрошайничество небывалое. “Спекулянтов”, или лучше сказать “людей воздуха” (то есть занимающихся тем же, чем занималась до недавнего времени еврейская беднота в местечках), развелось невероятное количество. Арестов производится страшно много; тюрем не хватает: в Звенигородке на днях тоже открыли тюрьму, закрытую восемь лет назад», - писал врач Звенигородской районной больницы наркому здравоохранения Украинской СССР.
Никакой помощи ни от государства, ни от благотворителей голодные люди не получали и взять ее было негде. Голода как бы не было. Говорить и писать о нем считалось чуть ли не контрреволюцией.
Чиновники же утверждали: «В голоде виноваты сами голодающие, не хотели работать, а раз так — пускай дохнут, не жалко», - с ужасом цитировал их тот же врач - человек с еще не окаменевшим сердцем.
«Фактически закон был направлен против голодающих крестьян», - считает Олег Хлевнюк.
Циркуляр требовал расстреливать без послабления
А с правовой точки зрения закон о "колосках" был абсурдным, считают историки Виктор Исаев и Дмитрий Михеев: степень наказания не была соразмерна тяжести преступления.
Чтобы все расставить по местам в головах судей, уже в сентябре того же 1932 года на места разослали секретную инструкцию. Бывших кулаков, пойманным на воровстве, надо расстреливать без послабления, указывал циркуляр. Колхозникам давать 10 лет.
К кулакам и прочим врагам, проникшим в торговлю, применять расстрел, но при смягчающих обстоятельствах или мелких хищениях можно и 10 лет.
По этому же декрету предписывалось судить всех вообще расхитителей госсобственности – и на фабриках и заводах, и в госторговле, и на всех видах транспорта (инструкция – здесь).
На следствие и суд по таким делам разрешено было тратить не более 15 дней, и лишь при большом числе обвиняемых - не более 30.
Судьи встретили "закон" сопротивлением
«Декрет семь-ноль восемь» сразу взялись широко пропагандировать. Газеты прямо указывали, кто виноват, что в колхозе нечего есть: враг народа - расхититель. В одном только номере «Советской Сибири» за 27 августа 1932-го – восемь статей на эту тему.
«К суровой ответственности расхитителей общественной собственности!» - призывал краевой прокурор. «Очень подозрительная «усушка» зерна», - намекали колхозники П.А. и С.Н. про колхоз «Верный путь» из Алейска.
И на этом фоне все же удивительно, что некоторые судьи – обычно послушные исполнители воли государства - встретили «закон» глухим сопротивлением.
Несмотря на ясные инструкции, в 1932 году они часто применяли к осужденным по «закону о колосках» статью 51 УК – она позволяла вынести наказание ниже нижнего предела, пишет историк Халиса Гамидуллаева.
По данным историка, в первый год к расстрелу приговорили 3,5%. 60% получили 10 лет, а 36% - ниже «десяточки», причем в основном это были условные сроки или принудительные работы.
Власти с самого начала боролись с "оппортунизмом" судей. В том же 1932-м на места разослали анализ судебной практики, сделанный Наркомюстом.
Мягкотелых оппортунистов поставили на место
Работу нарсудов по «декрету семь-ноль восемь» признали неудовлетворительной. И в качестве примеров привели факты - вот несколько историй по территориям Сибири.
Некоторые районы – например, Родинский – не проявили «должной политической поворотливости» и вообще не осудили ни одного расхитителя. Алейский нарсуд вынес приговоры по 19 расхитителям, но только два из них получили 10 лет, остальные – меньше.
В Бийском районе кулачку Курчеганову задержали во время стрижки колосьев – но суд приговорил ее лишь к двум месяцам принудительных работ.
«Ряд оппортунистически мягкотелых и либеральных приговоров уже опротестован краевым прокурором и председателем крайсуда», - сообщалось в информационной сводке органов юстиции края.
Впрочем, мягкотелость проявляли отнюдь не все. В Уральской области, наоборот, тиражировали смертные приговоры по всякому пустяковому обвинению в краже, пишут историки Марина Потемкина и Владимир Филатов.
Все колебания в сторону от линии партии устранил лично вождь. В январе 1933-го он заявил, что хищения общественной собственности – это борьба с советской властью. То есть в очередной раз подчеркнул: это политические преступления.
После этого мягкие приговоры стали редкостью.
Разрешили не судить за вынужденные преступления
В 1933 году по этому закону только в РСФСР судьи осудили более 103 тыс. человек. В 1934-м – 36,7 тыс., в 1935-м – около 13 тыс. Правда, это – без учета крупных дел, рассмотренных ОГПУ.
Количество дел, как видим, снижалось. И это, в общем, не удивительно. Вскоре власти разрешили не судить рабочих и крестьян за мелкие кражи госсобственности - если на преступление они пошли впервые и из крайней нужды.
К тому же на железной дороге, водных путях и в колхозах организовали усиленную охрану - за ее отсутствие можно было загреметь в лагерь по тому же закону.
На полях установили вышки. Объездчиков и сторожей обязали охранять урожай круглосуточно, вокруг засеянной земли рыскали пионеры и октябрята в поисках шпионов и предателей и их "схронов". Зерно стали актировать на каждом этапе перемещения - наладили его строжайший учет.
А в 1934 году экспорт зерна из СССР сократился в 4,5 раза - его стали наконец оставлять в деревне на продовольствие и семена. Голод, хоть и медленно, стал отступать. Тем не менее, власти решили еще чуть-чуть раскрутить гайки.
Маятник "правосудия" качнулся в другую сторону
Докладную записку на эту тему подготовил сталинский прокурор Вышинский - тот самый, кто призывал в судах расстреливать, "как поганых псов", "изменников и шпионов, продавших врагу нашу Родину».
Андрей Вышинский - прокурор СССР (1935—1939 годы), министр иностранных дел СССР (1949—1953 годы), постоянный представитель СССР при ООН (1953—1954 годы).
Вышинский возмутился перегибами в применения декрета. Хотя еще совсем недавно власти настаивали на самом жестком отношении к хищениям и обвиняли "добрых" судей в оппортунизме.
Прокурор привел примеры. Так, Каменский народный суд (Ростовская область) дал колхознику Лазуткину 10 лет. Хотя все его преступление – в том, что он выпустил на улицу быка, тот сломал ногу и животное прирезали по решению правления.
Служитель религиозного культа - звонарь Помазков тоже получил 10 лет. Он поднялся на колокольню и нашел там два мешка кукурузы. Звонарь тут же сообщил об этом в сельсовет. Проверяющие пришли и там же откопали из-под снега еще и мешок с пшеницей. За недонесение звонаря отправили по этапу.
Парню, который «баловался в овине с девушками», дали срок за то, что он «причинил беспокойство поросенку». А целая семья отправилась в лагеря за то, что удила рыбу в реке, протекавшей мимо колхоза.
Вышинский призвал смягчить наказания и предложил реабилитировать 37 тыс. незаконно расстрелянных.
И вот в 1936 году прокуратура СССР проверила 115 тысяч приговоров, вынесенных с августа 1932-го. Оказалось, в 79% из них (или около 91,5 тыс.) есть основания для пересмотра наказания. В итоге сроки заключения снизили до одной трети, 37,4 тыс. заключенных вышли на свободу.
Возможно, вернулись в свои села и колхозники из Тальменского района, и бывший кулак Мордвинов. А вот предложение реабилитировать расстрелянных не прошло - они так и остались ворами, подорвавшими основы советской власти.
Репрессии как способ
Уже в наше время в России пытались понять, зачем Сталин инициировал принятие столь жесткого декрета.
Обозреватель издания «Власть» Евгений Жирнов полагал: вождю важнее было не столько победить преступность, сколько остановить массовое бегство крестьян из голодающей деревни, напугав их. Иначе кризис страны мог превратиться в экономическую катастрофу.
«Крайние меры по отношению к ворующим могли принести неплохой результат. А чтобы расстреливать за воровство, нужно было сделать обычных воров политическими преступниками», - считает Жирнов.
Возможно, это предположение верное. Но как бы то ни было, "закон о колосках" был лишь одним из многих репрессивных циркуляров, посредством которых Сталин управлял страной.
Возделали почву для беззакония
К началу 1937 года в Западно-Сибирском крае по этому декрету осудили 23 630 человек. В целом по СССР статистику приводят разную – от 183 до 250 тыс. осужденных.
Доля расстрелянных в разное время и на разных территориях менялась. В середине 1933 года в Западно-Сибирском крае она доходила до 12%, на Северном Кавказе – до 26%, но в среднем была намного ниже - несколько процентов.
Но, как считает Алексей Гоцуленко, последствия применения акта заключались не столько в количестве лиц, подвергшихся репрессиям, сколько в «возделывании» почвы для последующего «узаконенного беззакония».
"Закону о колосках" много лет суждено было играть роль огородного сторожа, пишут Виктор Исаев и Дмитрий Михеев. Он «хотя и дремлет на окраине колхозного поля, но может по собственной прихоти или по приказу председателя вдруг проснуться и выстрелить».
Отменили его только в июне 1947-го. И то лишь потому, что президиум Верховного совета ввел новую версию репрессий: указ «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества».
Самое важное - в нашем Telegram-канале
