Не уступает Шолохову
– Центральное произведение тома – роман Владимира Зазубрина "Горы", – рассказывает Александр Иванович. – В 1934 году ангажированная советская критика встретила его скорее неодобрительно, а, например, Горький сравнивал Зазубрина с Шолоховым и отдал предпочтение первому. Я больше склонен верить Горькому: описание коллективизации у Зазубрина жестче и правдивее, чем в "Поднятой целине". Понятно, что он был советским писателем, все понимал и шел на компромиссы, но картина в его романе складывается достаточно страшная. Там снова всплывает миф о Беловодье: что интересно, все герои – и кулаки, и коммунисты – утверждают, что Беловодье найдено, теперь заживем, а при этом все умирает, все идет к концу. Зазубрин прекрасно показывает, как люди превращают в ад данный им рай. При этом он пользовался документальными данными, и его роман интересен еще и как материал по истории Алтая.
Зазубрин прославился в начале 20-х, его роман "Два мира" был первым романом о Гражданской войне. Его биография – целый авантюрный роман. Служил у Колчака, был его поклонником, потом, когда уже стало ясно, куда все повернется, дезертировал со своим отрядом на сторону красных, жил в Канске, перебрался в Новосибирск, работал в журнале "Сибирские огни", спасался на Алтае от трений с местными властями. В конце 20-х Горький позвал его в Москву. В 1937 году Зазубрина репрессировали, расстреляли и, естественно, забыли его произведения. Если бы Зазубрин остался жить, его роман занял бы в литературе место где-то рядом с "Тихим Доном". Совершенно другая была бы картина, совершенно другой имидж был бы у края.
Шаманы, пимокаты, нэпманы
– Александр Иванович, известно, что в ваш том вошли самые сильные произведения. Почему так вышло?
– В 20-е годы Алтай переживал один из самых творческих моментов, активизировалась культурная жизнь. Как ни странно, этому способствовали разруха и голод в стране, многие пытались спастись на Алтае, поэтому здесь собрались активные культурные силы и недолгое время был даже период расцвета на фоне всеобщего хаоса.
В мой том вошел очерк Новикова-Прибоя "Поезд № 204", у него есть второе название: "За хлебом". Писатель приехал в Барнаул с эшелоном из Москвы обменивать мануфактуру на хлеб, потом вернулся сюда и некоторое время жил, участвовал в литературном процессе. Вместе с ним на Алтай приехал и некоторое время здесь жил Павел Низовой, в третий том вошла его повесть "В горах Алтая". Это повесть для детей, приключения двух мальчиков, русского и алтайца. Писатель не мог уйти от этой всей идеологизации, повесть начинается с того, что идут сражения, отца убивают, мать умирает, мальчик вынужден бежать в горы… Ясно, что обрамление повести – уступка времени, а потом начинается робинзонада. Горы, природа, охота, шаманство – в принципе, повесть соотносится не с советскими произведениями о Гражданской войне, а напоминает что-то из мировой детской литературы: приключения, индейцы, экзотика…
Третья повесть – "Пимокаты с Алтайских" Ольги Берггольц о первом пионерском отряде в Барнауле. Ее муж Николай Молчанов прожил в Барнауле почти десять лет, и повесть писалась на материале его дневников и воспоминаний. Как раз это вызывает интерес: яркие детские впечатления, местные бытовые подробности, названия улиц, эпоха нэпа, социальные катаклизмы – и все в этой детской среде.
Потом идут рассказы – известное произведение Ивана Ефремова "Озеро горных духов", "Она" Виталия Бианки, рассказ Паустовского 1944 года "Правая рука" и Михаила Бубеннова "На Катуни". Бубеннов – единственный отчасти местный автор и то не совсем: он родился в Алтайском крае, но вынужден был отсюда бежать. Хотя уж на что настоящий советский человек и верноподданный коммунист – позже он получил Сталинскую премию за роман "Белая береза". Но был конец 20-х, и он, как и большинство здравомыслящих людей, видел, как осуществляется коллективизация: невозможно, форсированными темпами, со страшными последствиями. Бубеннов усомнился в партийной линии – и ему пришлось бежать. Жил в Казани, там напечатал рассказ "На Катуни", а после войны уже уехал в Москву…
Место исцеления
– Писатели XIX века говорили о том, что Сибирь должны осмыслять сибиряки, а не московские верхогляды…
– Да, Ядринцев презрительно называл этих авторов "навозными": с одной стороны, как что-то привезенное извне, а с другой – понятно, с чем сравнивал. Но я думаю, надо искать средний путь. Областническое презрение кажется мне таким же неплодотворным, как столичный снобизм; нужно объективно смотреть, что хорошо, что плохо. Тем более, из моего списка на Алтае не были только Ефремов и Берггольц, все остальные жили здесь месяцами, годами – "навозными" их не назовешь.
– А разве Ефремов не был на Алтае?
– Сведения противоречивые: некоторые утверждают, что он здесь был и встречался с Гуркиным; я думаю, это миф. Как геолог, палеонтолог он действительно изъездил всю Сибирь, но на Алтае, судя по всему, не был.
Но у москвича Ефремова была удивительная любовь к Алтаю, Алтай фигурирует у него чуть ли не в каждом произведении. И в "Лезвии бритвы", и в "Туманности Андромеды" – в таких вещах, в которых, казалось бы, Алтай вообще ни при чем. В романе "Лезвие бритвы" на стене у героини вист репродукция картины Рериха "Звенигород" – это для внимательного читателя: на картине изображена Уймонская долина, там, где, по мнению Рериха, должен был быть построен город будущего. Для Ефремова Алтай – ключевое место на карте.
– Этот вопрос мы задаем всем составителям антологии: какую историю вы рассказываете читателям?
– Это история Алтая в самые бурные для России годы. Как раз в это время мы уступили другим регионам, потому что у нас не было великих строек пятилетки. В Кузнецке строят комбинат – Эренбург пишет "День второй", Катаев посвящает "Время, вперед!" строительству Магнитки, Вера Кетлинская пишет роман "Мужество" о строителях Комсомольска-на-Амуре, все эти произведения входят литературу, в культуру. На Алтае не строили ничего гигантского, поэтому он остался на периферии. Но в конце концов мы, может быть, за счет этого и выиграли, сохранив нетронутость природы, чистоту, покой, гармонию. Не зря ведь в это время опять появляется легенда о Беловодье, а она создавалась и всплывала в самые мрачные периоды русской истории. После революции и войн Алтайские горы стали местом, где можно было исцелиться духом.
