Дмитрий Быков,
писатель, публицист:
Особенно меня волнует грамотность в США, как вы понимаете. В последнее время страна явно переживает не лучший период.
Общение с прессой Быков начал рассказом об особенностях диктанта и общих тенденциях в грамматических ошибках.
- Если говорить серьезно, мой скромный учительский опыт подсказывает, что сейчас беда с тремя видами орфограмм: это "стн" и "сн" в суффиксах, почему-то никому не приходит в голову проверить "ужасный - ужасен" и "пристрастный - пристрастен", в диктанте на это сделан ощутимый упор. Второе, как всегда, это слитное и раздельное "не". И третье, это бич школьников во все времена, "н" и "нн" в причастиях. Если раньше был полный швах с "тся" и "ться", и в редкой газете обходилось без этого, то сейчас каким-то странным образом это наладилось. То ли вернулись корректоры, то ли как-то отвердела жизнь, и мягкому знаку не стало в ней места. Это всегда очень связанные вещи.
В пунктуации главная проблема – это препозитивные и постпозитивные определения. Сейчас люди перестраховываются страшно и ставят запятые везде, где надо и не надо. Помимо вводных конструкций обособляются те, которые не обособляются никогда, например, "вроде". У меня в тексте разбросано довольно много сугубо авторских знаков, которые, тем не менее, по разным стилистическим нюансам являются желательными, а не вариативными. В общем, диктант сложный. Я давал его своему любимому классу под страшным секретом, и они показали неплохие результаты. Уверен, что взрослые справятся гораздо хуже, и это заставит нас вздрогнуть, задуматься и пересмотреть свою жизнь.
- Как вообще бороться с общим низким уровнем грамотности? У вас есть рецепт?
- Я в свое время, когда был молодой и более рисковый, давал детям, например, такой диктант из Хагакурэ, кодекса самурайского: "Считается, что если помочиться на труп врага и потоптаться по его лицу соломенными сандалиями, кожа снимается гораздо проще. Такими советами хочется дорожить". Это как раз на "ться" и "тся". Или из "Настольной книги анархиста" что-нибудь. Необходимо, чтобы текст как-то корреспондировал с повседневной жизнью ученика, тогда он все запомнит.
- Мы говорили о правописании. А в плане содержания сочинения ваших учеников вас радуют, или чаще огорчают?
- Я даю им такие сочинения, которые в принципе могут только радовать. Например, написать заключительный акт к "Вишневому саду", мне кажется, что пьеса не закончена. Дописать, чем заканчивается "Преступление и наказание", роман оборван. Сочинить свою расшифровку стихотворения "Заблудившийся трамвай" или "Стихов о неизвестном солдате". И это сейчас становится таким знаком эпохи: стараться давать темы интересные. Я еще читаю лекции в МГИМО, и нам на кафедру неожиданно спустили замечательный список тем для курсовых работ. Одна вот больше всех понравилась: "Вино и табак в лирике модернистов XX века". Это же гениально! Такого можно наворотить.
Мне нравятся сочинения моих учеников. Многие их мысли я использую в собственных статьях, всегда, разумеется, ссылаясь. Или не всегда.
- Вы в диктанте выступали, прежде всего, как учитель и старались максимально насытить его орфограммами, или как публицист, и заключили в нем важное сообщение?
- Я выступал как более или менее продвинутый словесник. Как учитель я стараюсь, чтобы диктант не был скучным. Но это не публицистика ни в каком смысле, скорее такое ироническое упражнение на тему собственного романа "Орфография".
- Что сейчас, по вашему мнению, происходит в образовании?
- Я повторяю это все время: от государства системе образования нужны ровно две вещи – дать денег и оставить в покое. Не навязывайте образованию новые стандарты, не пытайтесь привязать его к новой прагматике! Не пытайтесь каким-то образом отсечь лишнее, потому что молодому человеку и нужно только лишнее, а необходимое интересует старика. Не хочу никого обидеть, сам не молод, но у старика короткий лимит жизни, он мало что может успеть. А школьнику нужно все! Он страшно жаден к информации. Почему вода мокрая, кто такие Герцен, Толстой, Ньютон. Он постоянно окружен тысячами "почему" и нельзя это лимитировать. Нам постоянно говорят, что дети перегружены. Да чем они перегружены? Твиттером они перегружены! Скоро без гаджета уже в уборную не смогут сходить. Так что, заплатите учителю и оставьте его в покое. И у вас будет прекрасное образование.
- Как вы относитесь к тому, что ваши произведения без вашего ведома публикуются на различных литературных порталах? И в чем преимущество печатных изданий?
- Мне очень нравится, когда пиратским образом размножают мои тексты, я привык зарабатывать другими вещами. Мне представляется, что писатель в идеале должен существовать на нелитературные заработки. К тому же, как показывает практика, прочитав книгу в электронном варианте, мы хотим иметь ее дома и в бумажном. Может, это потому что, как заметил Набоков, книга похожа на жизнь, и по толщине оставшегося слоя понимаешь, сколько тебе осталось. Это очень антропоморфная вещь, человеку удобная. Или вот - одна журналистка с "Эха Москвы" (Ксения Ларина – прим. автора), прочитав "ЖД", была так потрясена, что выбросила книгу в окно. Это сильный художественный жест, если бы она в ридере читала, то так поступить бы не смогла. Так что книга до сих пор остается оптимальным носителем.
-Кстати, как "ЖД" продается за рубежом, где книжный рынок все же более цивилизован?
- В Англии книга почти целиком продалась. С осени она будет продаваться в Штатах, с зимы, видимо, в Австралии. Кроме того, она вышла в Сербии и Венгрии. Что в ней могли понять венгры, ума не приложу. Но и там она тоже продалась замечательно. Точнее всего про нее сказал Кадзуо Исигуро: "Судя по всему, так же величественно и нечитабельно, как и "Война и мир". Меня такая оценка совершенно устраивает.
- А переводами вы довольны?
- Считаю, что Кэти Поттер гениально перевела. Роман "LivingSouls" стал гораздо лаконичнее "ЖД", энергичнее, мысли в нем появились. Год она мучилась, но если учесть, что "Пастернака" переводят уже пять лет, она, конечно, рекордно все сделала. А венгерский язык, как вы знаете, не принадлежит к романо-германской группе, поэтому там вообще ничего не понятно, кроме фамилий. Но я люблю держать это издание в руках, это такой огромный талмуд, он тяжелый и приятный. Сейчас в Англии планируют издать "Списанные", и мне очень интересно, что из этого получится. Мне кажется, книгу там не поймут.
- Вы в этом году уже номинированы на три литературные премии. Как вы вообще к ним относитесь?
- Почему-то нам свойственно гипертрофированное значение придавать премиям. Организаторы "Нацбеста" считают, например, что авторы просто убиваются, чтобы эту премию получить. Уверен, что после объявления шорт-листа какая-нибудь гнида из оргкомитета обязательно напишет, как я старался и всех подкупал. Вот сплю и вижу второй "Нацбест". Дикие интриги вокруг "Большой книги" опять же. И непонятно, почему премии всего три, а остальные участники шорт-листа вообще ни копейки не получают. Самая престижная для меня премия – это АБС, премия братьев Стругацких.
- А премия "Портал", тоже за фантастику, в шорт-лист которой вы в этом году также вошли?
- Я очень люблю Киев, мне нравится "Портал", и я люблю туда приезжать. И нравится мне пансионат, куда селят фантастов, он на четыре дня превращается в совершенно невероятное место, где бродят бледные тени, мало узнавая друг друга. Мне там как-то подарили прекрасную майку "Дякую тобi, Боже, що я не москаль", и я в ней иногда хожу. Хотя в этом году дадут все равно Дивову (роман "Симбионты" - прим. автора).
- Над чем вы работаете с большим удовольствием, над художественной прозой, стихами или биографиями?
- Я люблю писать только стихи. Иногда мне нравится какая-то заметка газетная, если она очень злобная и очень смешная. Прозу писать ужасно трудно, в этом всегда есть момент насилия над собой. О творческом процессе замечательно сказал гениальный писатель Михаил Успенский: "Весь день пытаешься найти отговорки, идешь в магазин, копаешь огород, выгуливаешь собаку, наконец, загоняешь себя за компьютер, два часа раскладываешь пасьянс, потом сидишь, тупо пуча глаза, внезапно подпрыгиваешь, пишешь десять строк, стираешь, ложишься спать". Так он и проходит, творческий процесс.
- Как появился проект "Поэт и гражданин"?
- Мы с Андреем Васильевым знакомы с 1983-о года, когда я внештатничал в "Московском Комсомольце" и отличался тем, что за портвейном бегал очень быстро. Поэтому Васильев мною больше занимался. А ближайшим его другом был Миша Ефремов, совсем еще молодой, они вместе снимались в картине "Когда я стану великаном", где и подружились. Мы втроем были знакомы довольно долго. И как-то я встретился с ними, и Ефремов говорит: "Давай ты будешь стихи писать, а я их буду читать. Только я буду каждый раз в новом костюме, для прикола". И тогда Васильев предложил: "Так пусть он и пишет то под Лермонтова, то под Пушкина". Мы записали пилот, абсолютно не предполагая, что это будет интересно. А проснулись довольно знаменитыми. И я теперь боюсь, что все, что я когда-либо делал, завтра уже забудут, а все будут помнить, что я сочинял какую-то ерунду для Ефремова. А что касается стихотворения о тандеме, то мне до сих пор кажется, что это Васильев договорился с Синдеевой сделать PR-проект, настолько на ровном месте это случилось.
- Вы это серьезно?
- Клянусь. Я абсолютно не верю, что Синдеева могла это сделать по собственной инициативе. Не делает таких вещей человек по доброй воле. Ничто ничего не предвещало. Я вам больше скажу, этот шестой выпуск для "Дождя" был самый безобидный. Был арабский вариант, достаточно жесткий. Был чрезвычайно жесткий "Тряслися грозно Пиренеи", и тут сделать такую глупость! То, что это стало центром внимания на два дня, лишний раз доказывает, что в стране ничего не происходит, ибо ничтожное происшествие на крохотном канале никого, по идее, занимать не должно. Эта история могла быть заметна только в тотальном вакууме. Мне гораздо приятнее ассоциировать себя с другими вещами, и, к счастью, у меня в это время был выключен мобильный, и сам я находился в далекой Флориде с докладом про Пастернака, тоже чрезвычайно далекого от этой ситуации.
