– Владимир Константинович, вы сами выбирали пьесу или это руководство театра предложило вам "Мою профессию"?
– Они вышли на меня по рекомендации, мы познакомились, переговорили. Директор дал мне очень короткие сроки для выбора пьесы и для ее постановки, нужно было срочно начинать работу. Исходя из этого, я предложил несколько вариантов, среди которых была и эта пьеса. Я был несколько раз на спектаклях в разных совершенно театрах, и зал всегда валялся от смеха. И вот директор ее выбрал, а я согласился.
– А не кажется ли вам, что нынешний репертуар театра и так довольно легковесный?
– Я не сказал бы, что он легковесный, я посмотрел несколько очень серьезных спектаклей. А легковесный, наверное, только "Таксист".
– "Кьоджинские перепалки", "Сон в летнюю ночь"…
– "Сон в летнюю ночь" – да, это комедия. Но почему же сразу легковесная? Пусть я эту эстетику не понимаю, это не мое, я так не могу, но это не значит, что я смотрел без интереса. Я, открыв рот, смотрел, мне очень понравился спектакль.
– В недавнем интервью вы сказали, что никогда не будете ставить спектаклей, после которых зрителю не о чем думать. О чем, по-вашему, ему будет подумать после мартовской премьеры?
– Вы знаете, я поставил в своей жизни много комедий, водевилей, где думать в том смысле, который вы в это слово вкладываете, будто бы и не о чем. Вот есть комедия "Лев Гурыч Синичкин". О чем после нее думать? Это жанр развлекательный, это веселый капустник. "Моя профессия" – это тоже водевиль, только очень длинный, трехактный. Но в принципе и тут я пытался вытащить из пьесы то, чего в ней даже не написано. Ведь как я могу сказать, о чем она? Об авантюризме? Нет, это очень грубо и прямолинейно, словно пальцем ткнуть. Я хочу думать, что она скорее об отношениях двух людей, которые, прожив всю свою жизнь вместе, поняли, что не так уж счастливы, но тем не менее любят друг друга. Вот это я и пытался протянуть.
– Но кроме водевилей вы делали спектакли острые, которые становились настоящим событием. А работая на чем, вы сами получаете больше удовольствия?
– Над тем, где абсолютная правда и где заканчивается все трагедией. Вот "Деньги для Марии" для меня спектакль-веха. "Дорогая Елена Сергеевна", "Эшелон" Рощина, первый вариант "Вассы Железновой". Это то, что отзывалось во мне абсолютно. Когда я прочитывал эти пьесы, то понимал, что если я их не поставлю, то уже не успокоюсь.
– А барнаульский зритель может рассчитывать на что-нибудь подобное в вашей следующей постановке?
– Да. Если я возьму пьесу, которая у меня сейчас в голове, то это будет спектакль очень теплый, трогательный, про людей, про их судьбы, про столкновения, которые выявляют человеческую суть. Он будет рассчитан на возрастной актерский состав. А название я пока не хочу озвучивать.
– Так все-таки в чем вы видите сегодня первостепенную задачу театра: развлечь или просветить?
– Тут я могу ответить только известным выражением: "Развлекая – поучай, поучая – развлекай".
– Вы долгие годы прожили в США. Виталий Вульф неоднократно говорил, что в Америке прекрасный мюзикл, но очень плохой драматический театр. Вы согласны с этим?
– Это его личное мнение, конечно. По-моему, это неправда, это полная ерунда. Я видел потрясающие спектакли. Это поистине высокий пилотаж актерского мастерства, причем основанного на русской школе. Все эти актеры в разные годы окончили школу, которую ее основатели переняли еще у Станиславского. Это его адепты в полном смысле этого слова, школа Стеллы Адлер. И по содержанию это великолепные спектакли. Да, в Штатах огромное количество плохих театров, но ведь везде так. Но если говорить о принципах театра, то там очень высокий уровень.
– Какие русские драматурги более других востребованы на Западе?
– Чехов. Это всегда событие, они его очень любят смотреть. Иногда Достоевский. Больше они и не знают ничего.
– Вы следили за театральной жизнью нашей страны?
– Да, только не в полной мере, все же это было непросто. Но я имею представление о сегодняшней авангардной режиссуре, о молодой режиссуре. Здесь, например, посмотрел Романа Феодори. Повторю, это не моя эстетика, но было все же интересно.
– Как вы, кстати, оцените "Мамашу Кураж", барнаульского номинанта "Золотой маски"?
– Это самое эмоциональное произведение Брехта. Пьеса глубокого, горьковского психологизма. А что Брехт вводил туда зонги, искусственно разрушая иллюзию театра, – это было необходимо в то время, для тех бюргеров и мещан, он пытался разбудить их. "Я вам расскажу в зонге, как это надо воспринимать!" Спектакль Феодори поставлен именно в соответствии с эстетикой Брехта. Я легко могу представить такой спектакль во времена, когда он был создан, но сегодня я бы выбросил оттуда зонги и ставил без них. Я знаю пьесу наизусть, но эта постановка меня мало взволновала, хотя я опять же смотрел ее с большим интересом. Это не мой театр, но я их поздравляю, что они едут в Москву, и, если что-то там получат, я буду очень рад.
– Какая пьеса лучше всего может сказать нам о сегодняшнем дне?
– Из классики я не могу сразу ответить. Я все же отвык от образа мыслей и жизни моего народа. Там совершенно другие условия для развития, для существования, для социального самоопределения и быта. Там все это совершенно другое. И я почти не знаю современной драматургии, которая пишется молодыми авторами. То, что я читал, на меня производило унылое впечатление, с моей точки зрения, это все высосано из пальца и придумано обязательно с тем поворотом, который ныне уже считается традиционным, чтобы почесать правой рукой левое ухо. Меня раздражает эта искусственность, придуманный сюжет. На искусственной задумке вряд ли возможно создать какую-то правду о существовании цивилизации. Признаться, от театра, какой он есть сегодня, меня немного мутит. Поэтому я вскоре планирую переключиться на педагогическую деятельность, в Новосибирске мне предложили вести курс студентов. Последнее, что я хочу в жизни сделать, это выпустить каких-то ребятишек, которые, может, будут кристально чисты. Я хочу оставить что-то после себя. Ведь спектакли – это все эфемерно, преходяще, этот этап я уже прошел.
Справка
Владимир Чернядев работал главным режиссером в театрах Новосибирска и Ставрополя. В 1990 году уехал по приглашению своих американских коллег в США, где основал "Русский театр классической пьесы".
Пьеса "Моя профессия – синьор из общества" знакома многим по фильму "Миллион в брачной корзине".
