Он живет на краю соснового леса в тереме, который построил сам, учит деревенских ребятишек рисованию и непрерывно работает. Он все видит насквозь и всегда поступает как надо. Много лет назад Раменский встретил на лесной поляне красный цветок и с тех пор всегда следует за мечтой.
– Надо понимать жизнь, тогда то, что ты делаешь, будет правдой. Иначе это будет ложь и не произведение искусства, а так себе. У нас много таких, и художников, и литераторов. Мы не будем критиковать, потому что человек исчерпывает из себя все, что может, но может немного. А чтобы мочь много… Если ты любишь жизнь, любишь восход, бурю и дождь, ты получаешь от этого великое удовольствие, то после этого можешь людям чего-то рассказать.
– То есть все, что вы можете, – это потому, что любите жизнь и понимаете ее?
– Да, я стал понимать жизнь и понимать себя.
– Когда?
– Первый раз – в 1937 году, мне было девять лет. Ночью в нашу избушку в Озерках пришли из НКВД. Один офицер был очень красивый, воспитанный, с петлицами на плечах. А другой все вынюхивал, суетился, он был в фуражке и с поднятым черным воротником – я даже не помню его лица. Он все тряс тряпками, на которых мы спали: кровати не было, мы – нас было у матери семеро – спали на общей постели на полу. Мать заплакала, младший брат заплакал тоже, и тогда первый офицер взял нас с ним на колени и стал говорить, что отец вернется. Это сразу легло на душу: зло безлико, а у доброты всегда есть лицо. А отец не вернулся, его расстреляли через месяц.
Второй раз – когда меня взяли в армию. Еще шла война, и под Новосибирском был запасной полк, который готовил "мясо". Нас, пацанов со всех сибирских деревень, тренировали до изнеможения. Кормежка хилая, страна жила в голоде. Мы вставали в шесть утра, окапывались, подтягивались, бежали, а в 11 вечера был отбой. И я понял – командиры, которые гоняли нас, как собак, делали правильно. Потому что, если я неподготовлен, меня сразу убьют. Я не смогу уклониться, спрятаться, убить врага – я слабый. Но я сильный, потому что были турники, штанги, бег.
– Как вы поняли, что будете художником?
– После войны солдатушки очухались, всем хотелось мирной жизни, и я рисовал им в альбомы буковки-цветочки. Но позывные искусства я услышал не тогда. Было вот как. Недалеко от города Поронайска на берегу Тихого океана загорелась тайга. Затушили пожар, егерь показал нам дорогу в часть, мы шли-шли и заблудились, ребята уже ныть начали… И вдруг мы увидели рамену – чистое пространство, освещенное солнцем, и на нем красный цветок. Я сорвал его, чтобы послать матери, а он сразу пожух, стал бордовым, некрасивым. И я подумал: "Умел бы рисовать, сохранил бы на память". Мне, кстати, всю жизнь хотелось все сохранить на память. Значит, любовь к красоте была, а тут появилась жажда научиться рисовать.
И вот я после армии, мне 24 года и шесть классов образования – в войну я бросил школу, ушел работать, как многие тогда. Я сразу пошел в вечернюю школу и в изостудию Алексея Ивлева, а после поехал в Казань, в художественное училище. Мне говорили: "Дурак ты! Тебе уже столько лет, у тебя хорошая специальность, хорошая зарплата, ты автослесарь шестого разряда". Меня посылали на рабфак на Урал, чтобы я вернулся в Озерки инженером. Но у меня было… что это было? Блажь, видение будущего, мечта?
Но это было все время, я с этим ложился и просыпался.
В училище я ходил в солдатской форме и сапогах…
– …как Шукшин.
– Да. Тогда многие так ходили. Денег-то не было. А после училища началась канитель: я художник на БМК, и я все время рисую станки и девушек за станками.
И тут опять случай. Подходит ко мне один литератор: "Парень, ты все время рисуешь, нарисуй мне книжку про таежного мастера сапожного". Он оказался настырным, а я никогда в жизни по-железному не отказывался, я соглашаюсь по большей части. И вот днем я был занят на работе, ночами делал книжку. Потом она прошла какой-то конкурс, и нас пригласили на выставку детской книги. Там я впервые увидел художников-книжников, спросил, где они учились, и оказался в Московском полиграфическом институте.
– Что важнее – талант или характер?
– Характер важнее таланта. Без характера не может быть художника. Люди, которые способны на "жизнь как волевой акт", по-настоящему становятся кем-то, а не просто считают себя художниками или писателями. Они знают и могут объяснить другим, какова жизнь.
– Что вы делаете, если вам не хочется работать?
– Мне хочется работать всегда. Мне не приходится себя превозмогать, заставлять – напротив. Есть жажда и жар, поэтому я работаю каждый день. А так-то бы плюнул и ушел. И я люблю, чтобы было трудно, чтобы "попробуй-ка сделай". Тогда интересно.
– Почему вас все любят, вы знаете?
– Потому что я сам люблю. Жизнь надо принимать с восторгом и смотреть на нее влюбленным взглядом. Тогда получаешь от нее великое наслаждение. А художник должен обязательно этим обладать, потому что человек просто живет, а художник не просто. Кстати, любят меня далеко не все.
– Чему вы учите студентов? Что главное, что они должны понять?
– Толпы людей называют себя дизайнерами. А дизайнер – это человек с особым мышлением. Вам не хочется в космос?
– Хочется, честно говоря.
– Мне тоже. Вот они согнулись, парят в невесомости. Но как правильно там все, как красиво! Скафандр, перчатки – красиво и удобно. Это и есть настоящий дизайн.
Факт
Среди книг, оформленных Раменским, – "Солона ты, земля" Егорова, "Азбука 1973" на алтайском языке, "Живи и помни" Распутина, "Далекие зимние вечера" Шукшина.
Справка
Владимир Александрович Раменский родился 28 июля 1927 года. В 1968 году окончил Московский полиграфический институт. Работает в области книжной графики, плаката. Преподаватель Новоалтайского художественного училища, профессор Института архитектуры и дизайна при АлтГТУ. Председатель Алтайского отделения Союза дизайнеров России.
