Литературный журнал "Ликбез", как никакое другое культурное явление в жизни края, иллюстрирует великую сермяжную правду: "Вначале было Слово". У него нет "животворного" бюджетного источника. Для него не раскрывают мошну богатенькие буратины. У "Ликбеза" нет ни офиса с секретаршей, ни чиновника с негласными цензорскими полномочиями. У знаменитого журнала нет ничего, кроме вольных авторов, преданных читателей и демократичного литбюро, где главным редактором является кандидат философских наук 42-летний доцент АлтГУ Вячеслав Корнев.
На наш взгляд, Корнев - один из немногих, кто еще помнит об одном из главных предназначений российского ученого любой эпохи, - нести крест просветителя. И занимается ликбезом скромно, с хорошим зарядом самоиронии, без надрыва и пафоса.
Как помогли Суриков и Качакаева
- Вячеслав Вячеславович, у меня есть множество вопросов, с которых хотелось бы начать беседу. Как возник "Ликбез"? Когда? Откуда такое название? Насколько сильно журнал отличается теперь от первоначального замысла?
- "Ликбез" - типичный продукт отечественного литературоцентризма. Дело было в 1989 году, когда мы с друзьями-однокурсниками частично из зависти к уже гремевшим творческим проектам (литобъединения "ЭРА" и "ГРИАДКА", журналы "Графика" и "Город"), частично просто из какого-то графоманского зуда решили соорудить свой самиздатовский альманах. Звучным именем "Ликбез" (с расшифровкой "ликвидация безграмотных") окрестил его Сергей Левин. Он же был одним из двух самых талантливых авторов первых номеров альманаха - писал концептуалистского толка тексты под псевдонимами Исидор Вдали, Азамат Амбарцумян и Один из двух дураков. Вторым талантом был Сергей Липов, известный как Клин Ефремович Либидо и Второй из двух дураков. У меня таких дарований не было (от всех своих произведений того времени торжественно отрекаюсь и тайну псевдонимов не сообщу), поэтому я стал редактором. Друзья, кстати, сильно злились, когда я правил их гениальные строчки. Наверное, урок пошел впрок, и сейчас я куда более либерален как редактор или цензор.
Первые три номера "Ликбеза" (тиражом от четырех до 20 экземпляров, орудие производства - печатная машинка "Москва"), выходившие в свет под красноречивыми девизами типа "Не умеем, не хотим, да и нельзя", были заряжены юношеским радикализмом и антикоммунизмом. Такое было время. Все грамотные люди с круглыми глазами читали "Вехи", говорили, что Бердяев - это голова, и тащились от трепа первых полупрофессиональных демагогов на митингах и в телепередачах. Мы тоже аккумулировали эту энергию освобождения от господствующей идеологии и направляли ее в русло отвязного концептуалистского стеба.
Потом все изменилось. Перестройка оказалась великой криминальной революцией, литературный бум сменился потребительским, вместо одной идеологии утвердилась другая (подлинно каннибалистская). Мы тоже за пару лет изменились. Взяли курс на эстетику красного футуризма и антипотребительскую психологию. Но главное, что "Ликбез" смог объединить представителей ранее враждовавших творческих союзов. Например, Михаил Гундарин и Владимир Токмаков как апологеты соответственно традиционалистской "ГРИАДКИ" и авангардисткой "ЭРЫ" раньше терпеть друг друга не могли. На десяток лет альманах превратился в единственный флагман новой литературной волны на Алтае и занимался не только производством имен и текстов, но еще и всякими литературно-музыкально-кинематографическими проектами.
Нынче же "Ликбез" - это и печатное издание, и электронный журнал (куда более регулярный), и студия антибюджетного кино, и долгоиграющий "Клуб любителей интеллектуального кино" в стенах АлтГУ, и ежегодная Поэтическая маевка…
Конечно, сравнивать то, что есть, с тем, что было, трудно. Тогда мы просто бессознательно искали способ для выражения своего творческого жжения, а попутно производили 80% графомании и не всегда литературного даже, а подчас и просто политизированного шлака. Сейчас под знаменами "Ликбеза" лучшие, как мне верится, литературные силы края да и России. В свое время Дмитрий Пригов - отец отечественного концептуализма - специально для "Ликбеза" присылал подборку, а в последнем печатном номере - два рассказа не нуждающегося в представлении Захара Прилепина.
- На какие средства удается издавать этот незаурядный во всех отношениях журнал?
- Первые номера я под копирку печатал на машинке: несколько копий - несколько закладок. Потом появились ксероксы, но чтобы несколько десятков номеров сделать, требовались приличные деньги. Их собирали, отщипывали от стипендий самих авторов и читателей-энтузиастов. Был еще как-то дешевый вариант с ротопринтом, но печать была такая плохая, что мы всей редакцией сидели и вручную правили сотни страниц. А вот шестой номер (сделанный на ксероксе почему-то именно в Новосибирске) вышел на деньги, которые я чуть ли не обманом выманил у своей первой жены, - это были деньги, собранные на свадьбе. Я сказал, что, дескать, ерунда, они вернутся-окупятся. Но ясно, что они ушли как сон: "Ликбез" вообще никогда не продавался, он распространяется бесплатно на наших мероприятиях или просто в недрах студенческой молодежи, творческих объединений и т. п.
Зато с седьмым и далее несколькими номерами нам капитально повезло. Мы как-то попали на предвыборную встречу Александра Сурикова (он шел тогда в краевой Совет депутатов) с новой молодой творческой тусовкой города. И там кто-то пожаловался, что есть такой "Ликбез", а денег и помощи нет. Пресс-секретарь Сурикова Галина Тихоновна Качакаева пообещала посодействовать и слово сдержала. И потом еще несколько лет она помогала нам находить варианты с оплатой, даже тогда, когда уже ушла от своего патрона. Собственно, это единственный человек за 20 с лишним лет издания альманаха, который нам безвозмездно помогал.
- Был момент, когда хотелось на все плюнуть и закрыть журнал?
- Почти 10 лет "Ликбез" не выходил на бумаге - с 2000-го по 2009-й. Все финансовые каналы как отрезало. Правда, появился сетевой вариант журнала, и какое-то время новое качество и количество авторов из всех регионов России и других стран компенсировало потерю. Однако журнал, который можно подержать в руках, - это незаменимо, это действительно ценно. За столь долгое время возникали, казалось бы, беспроигрышные варианты издания 15-го номера, который еще в 2001 году был сверстан и потом многократно обновлялся, но потом все опять накрывалось медным тазом.
Прошли годы, выросло целое поколение "электронных" читателей, для которых история печатного "Ликбеза" - какой-то миф, артефакт каменного века. Ну и наконец терпение лопнуло. Я решил: пусть будет хоть сотня, хоть десяток номеров, но настоящих - из бумаги и с пахнущими типографской краской буквами. С друзьями прогнали на разных домашних-служебных принтерах сотню экземпляров, в универовской типографии приклеили обложку, и так будет и впредь. Новая эпоха "Ликбеза" только начинается.
Претендуют молодые, а побеждает всегда Вторушин
- Какими успехами "Ликбеза" ты гордишься? Какие произведения можно отнести к его "золотому фонду"?
- Мне лестно, что при полном отсутствии литературного дарования я благодаря "Ликбезу" познакомился с талантливыми и яркими людьми, иные из которых стали моими настоящими друзьями. Ведь еще в 1990 году мне казалось, что на Владимира Николаевича Токмакова можно смотреть только снизу вверх, - про него ведь уже сам Вознесенский написал в "Барнаульской булле", да и потом у него пошло-поехало: сборник за сборником, роман здесь, роман в Москве... А теперь это при всех его достоинствах просто мой друг - Вовка Токмаков.
Та же история с Наташей Николенковой. Даже пару лет назад мне она казалась в каком-то психологическом плане недоступной, из другой реальности просто пришедшей. Когда в печатном пятнадцатом "Ликбезе" вышла большая подборка ее стихов, для меня лично это было событием десятилетия. И, кстати, это событие не потеряло ценности даже сейчас, когда мы с ней смотрим кино каждую неделю и по-свойски общаемся.
А еще мне жутко нравится придумывать какие-то ликбезовские мероприятия, снимать фильмы, где каждый второй актер - настоящий музыкант или поэт. Творческий запал все тот же, что и 20 лет назад. Поэтому не хочется даже градировать - что лучше, что хуже, что в пантеон, а что на помойку.
"Ликбез" - это творческая лаборатория, где есть, конечно, и отходы производства, и шедевры, но главное - сам процесс. Можно, по Токмакову, насчитать три или четыре основные литературные волны (поколения) за все годы нашего существования. Сейчас вот бурлят страсти - по нескольку сотен комментариев - вокруг целой плеяды новых авторов "Ликбеза", и показательно, что публикация в каком-нибудь "Алтае" или на официальном сайте местного отделения СП остается вообще вне зоны читательского внимания. Это ведь не распределение официальных и денежных премий, где претендуют два десятка молодых и интересных, а побеждает всегда Вторушин. Это проба настоящего, подчас даже злого, интереса, которую наш "Ликбез" выдерживает, а литературный официоз - нет. Здорово, что о Мухачеве или Вайс спорят до одури. Это значит, что "Ликбез" выполняет свою функцию - поиск и представление новых авторов и текстов.
- Что самое сложное в работе современного редактора и издателя?
- Не могу говорить об этом как о работе. Я не профессионал. Я вообще плохой редактор, и по части "подсказать-поправить" - это лучше Гундарин и Токмаков сделают. Они же часто находят новые имена и произведения и помогают мне разобраться с рекой электронных рукописей. Моя задача классическая - не мешать, не тормозить и не портить. Кстати, когда мои тексты кто-то правит, мне это всегда кажется насилием. Как говорил барон Мюнхгаузен в отечественном фильме: "Когда меня режут - я терплю, но когда дополняют - становится невыносимо". По-моему, у текста должен быть один автор, один хозяин. Так что я лучше вообще забракую какой-нибудь рассказ, чем подвергну его литературной вивисекции. Ну, или как вариант - поручу эту садистскую работу кому-то из своих помощников.
- В таком не самом крупном городе России, как Барнаул, издаются сразу четыре толстых литературных журнала. Чем это можно объяснить?
- Четыре - это ненадолго, я уверен. Будет меньше. Вся культура идет под нож. В идеале пусть, как в лозунге китайской культурной революции, растут тысячи цветов. Пусть в сельской библиотеке по разнарядке окажется номер "Алтая", который уже не брезгует тем, что публикует лучшего поэта новой литературной генерации Алтая Дмитрия Мухачева. И уже в этом оправдание его существования. Еще есть компромиссный в плане аудитории и редакционной политики дружественный нам "Барнаул литературный". А еще кто-то (надеюсь, не одни только авторы) пролистает "Барнаул". Это все лучше, чем мусолить Cosmo или пялиться в программу телепередач.
Не надо загонять на Шукшина
- 25 июля завершились очередные Шукшинские дни. Чем тебя привлекают эти ежегодные праздники, а что в них не нравится?
- Мне помнятся другие Шукшинские дни - лет 15 назад, когда все было скромней, зато интересней. Когда на Шукшина не загоняли, а была потребность - посмотреть его фильмы на крошечном фестивале в музее на Льва Толстого, например. Помпезность и казенщина нынешних мероприятий мне очень не нравятся. Чиновники говорят о своей любви к писателю в тоне "Пушкин - наше все" или "Толстой - энциклопедия народной жизни".
С другой стороны, хорошо, что один из брэндов Алтая - это именно Шукшин. Этим именем можно гордиться, это знак настоящего качества. А то, что на любом (самое удобное - на мертвом) таланте спекулируют и паразитируют, - это старая и суровая правда.
- Шукшин - переоцененная или, наоборот, недооцененная фигура в нашей культуре? Насколько его личность и творчество близки тебе?
- Я без принуждения им с детства увлекался. Несколько раз перечитывал всю его прозу. Только в зрелом возрасте изменились акценты восприятия. Допустим, теперь мне очень нравятся ироничные произведения Шукшина - рассказ "Привет Сивому" или повесть для театра "Точка зрения". Вообще, драматургия его интересна - "Энергичные люди", "До третьих петухов". Сейчас в этих вещах опознаются такие ингредиенты, как театр абсурда или экзистенциализм.
Когда-то давным-давно я брал интервью у друга и однокурсницы Шукшина - Рениты Андреевны Григорьевой, так она сказала, что Вася был, мол, очень хитрый человек. Любил при случае сыграть в дурачка: "А кто такой Камю?", хотя знал прекрасно и читал много. Поэтому мне не нравятся попытки сделать из Шукшина типичного писателя-деревенщика, "защитника интересов угнетенного селянства". Это тупость и бред. Кстати, в кино Шукшин - тоже своего рода новая волна. "Живет такой парень" можно смотреть как настоящий road movie, а можно - как анти-Годара (уверен, что тот же фильм "На последнем дыхании" Шукшин видел).
- Шукшинский вопрос: "Что с нами происходит?"
- Происходит то, что ничего не происходит. Хотя бы мир под откос катился - и то бы интересней было. А так - какая-то чавкающая трясина мелочных своекорыстных импульсов, и общая температура по больнице - ниже ноля. Космонавты возвращаются на родную планету, но это никого не волнует. Этого даже не замечают, интереснее биржевые сводки и идиотские радиогороскопы. Писатель публикует гениальную книгу, но читают только SМS-ки и рекламные каталоги. Мы живем в фантастическом обществе, где мозги - это лишь строчка в ресторанном меню. Нужно просто устроиться, как-то крутиться, зарабатывать, покупать… Наверное, даже овцы ведут более осмысленное существование. По крайне мере, не такое пошлое и вредное.
- Насколько тебе интересны личности наших местных политиков, губернаторов, мэров, депутатов? О ком бы хотелось прочитать или написать повесть или эссе?
- Никто не интересен. Ни строчки бы не стал читать. А писать - только под пыткой.
- Почему в наше время никто из писателей до сих пор не родил современную "Историю одного города"? Нет такого таланта, как у Салтыкова-Щедрина?
- Возможно, изменились матрицы художественного мышления, темы и предметы для них. Раньше, скажем, была такая популярная тема "Судьба России". Ныне она воспринимается лишь в качестве объекта для юмора. Город, область, династия - тоже старые категории. Это в античности полис и род - главные предметы изображения. Романтизму же интереснее противостоящий целому свету отдельный герой. Экзистенциальная драма расщепляет этого одиночку еще и на отдельные психические аватары, блуждает в лабиринтах его сознания. Мне тоже понятнее и любопытнее Кафка, Фаулз, Сартр, Ионеско и другие аналитики феномена человеческого одиночества, чем сюжеты с движением масс и народов.
Впрочем, если хорошо подумать, то Пелевин создал что-то подобное салтыковской анатомии в целом цикле политических трактатов (мне кажется, это не романы в собственном смысле слова). Ведь "Generation "П" или "Empire "V" - это полноценное художественно-философское исследование приводящих механизмов современной идеологии, обывательской психологии, компрадорской власти…
- В каком жанре живет сейчас наша страна? Антиутопии? Фарса? Трагикомедии?
- Вот тут опять надо мыслить в полисных категориях: государство, народ, национальная идея. Я с этого начинал - писал такие запальчивые статейки о том, куда все катится и есть ли у России будущее… Устал от этого морально за годы. А главное - стал жутким пессимистом. По-моему, народа давно нет, есть масса потребителей, налогоплательщиков и телезрителей. Страны тоже нет, есть разметка на карте, история в архивах и учебниках. А реально существует декорация, телетеатр. Поэтому про жанр вполне можно спросить. Наверное, это жанр такой классической русской трагедии, где самое трагичное - это то, что ничего вообще не происходит. Герой не борется, не гибнет, даже ничего не сознает. Торжествуют только пошлость и тупость повседневного быта. В общем же масштабе - это антиистория. То есть какое-то выпадение из цепочки времен и событий. Одно поколение профукало страну, второе ждет, когда все само собой устроится, наладится, рассосется.
Специальный вопрос
- Как ты относишься к провозглашенному недавно курсу на модернизацию страны?
- О да! Это классика жанра: рок против наркотиков, чиновники против коррупции! Смешно даже всерьез обсуждать это. Еще в 60-х годах ХХ века была создана, как ее называет Ролан Барт, "африканская грамматика" для нужд идеологии и СМИ. В ней война стала называться "миротворческой операцией", концлагеря - "санитарными кордонами", оружие массового поражения - "умным", "гуманным" и т. п. Получается, что, понимая такую искусственно созданную тарабарщину, нужно просто сменить полярность или окраску слова: поменять местами войну и мир, правых и левых, власть и терроризм… В качестве деконструкции этого лексикона фальшивке под именем "модернизация" нужно вернуть прямо противоположную коннотацию: хроническое отставание, демонтаж, стремительное устаревание, технологический провал… Вот это намного ближе к истине.
Справка
Вячеслав Вячеславович Корнев родился 2 июня 1968 года в Барнауле. Кандидат философских наук, доцент кафедры социальной философии, онтологии и теории познания Алтайского государственного университета, редактор литературного альманаха "Ликбез", руководитель Клуба любителей интеллектуального кино.
