Прокляты и убиты
– Корнями я отсюда, из Сибири. Бабушка у меня сибирячка. А мой прапрадед был последним городским главой Новониколаевска. Он привез с войны абиссинскую девку, так что прадед – наполовину абиссинец. Странно, но, видать, потому в эти края и тянет.
Книжку "Прокляты и убиты" в сознательном возрасте я купил, кстати, в Барнауле, когда ставил здесь спектакль "Прекрасное далеко". Я не читал про Сибирь других книг такого рода. Есть общепризнанные трагедии: блокада Ленинграда, оборона Сталинграда… А Сибирь? Отсюда постоянно поставляли то, что называют пушечным мясом. Где-нибудь кирдык – посылают сибиряков. И вот еще в чем трагедия: второе действие спектакля про совхоз, где остались одни бабы. Понятно, что вся страна так жила, но, как мне кажется, у Астафьева есть и такая мысль: от этих пацанов больше пользы бы было Родине, если бы их оставили дома.
Ведь еще в первой части ясно, что их всех, всех убьют. Даже сомнения не возникает. Потому что их ни хрена ничему не научили. Их не научили воевать и убивать: продержали на морозе с деревянными винтовками и отправили умирать. Вот это они умеют, да? Вот этим они стране помогут. Как? А вот так.
Сибирский марш
– Астафьев был очень резким в своей честности. Сильно резким. В этом году в Перми, по-моему, какая-то группа ветеранов предложила расстрелять человека, который издал книгу астафьевских писем. Другое дело, что роман "Прокляты и убиты" так или иначе входит в библиотеку всемирной литературы.
Наш спектакль не имеет ровным счетом никакого отношения к войне: время военное просто, и в подвиге нашего народа сомнений нет. Спектакль наш относится скорее к истории государства российского: очень острый период, сорок второй год, война проигрывается. Всюду закручивают гайки, народ не понимает, что происходит, а здесь, в Западно-Сибирском военном округе, тем более: информацию о войне получают только по сводкам… И до сих пор так, если по-честному. Расстояние от Барнаула до центра настолько большое, что приезжаешь сюда – и сразу видно: народ живет по более простой и естественной логике. Что там в Москве? Это мало кого волнует. Например, война с Грузией ощущалась здесь гораздо меньше – в Питере все время думали и говорили о том, как там и что.
Война не из телевизора
– Кстати, получилось так, что я ставил в Грузии спектакль; все началось как раз через две недели после того, как я уехал. А я же помню Тбилиси – замечательный солнечный город с замечательными солнечными людьми. Друзей-то там много осталось, и мы понимаем, что это не наш конфликт – конфликтуют те, кто наверху. И я не думаю, что вина в этой ситуации лежит на нашей стороне – это обоюдная ситуация, мир начинен опасными игрушками, и в них тянет поиграть. Амбиции ставятся выше человеческих отношений. Дружили-дружили, а в результате, по данным соцопросов, в списке врагов у российского народа на первом месте Грузия, на втором США, на третьем Украина.
Я к тому, что ни в коем случае нельзя ввязываться в любую войну, потому что любая война – это полная трагедия. А как показывает история, наше государство делает это с легкостью. Если даже не брать Грузию, после трагического опыта Великой Отечественной был Афган и была Чечня – некрасивая, страшная, грязная война. И нет никаких красавцев бойцов. Военное время – это не чистенькие румяные московские парни, которых сейчас показывают в сериалах. Война – это страшно. Только советская идеология этот страх подменила патриотизмом. Например, вскоре после победы из моего города Питера вычистили всех "обрубков", перевели в специальные санатории, чтобы не портили внешний вид города-героя Ленинграда.
Ни шагу назад
– Почему войны повторяются до сих пор? Сменяются поколения, уходит память о том, что это – колоссальная трагедия для всех без исключения. А потом уже великий подвиг и все остальное… В романе Астафьева нет ни одного счастливого человека: кого-то убили, кого-то разлучили, у кого-то еще до войны забирают отца, забирают мать, потом оказывается, что отец был очень сильно засекречен и его шмальнули по ошибке… Это странный микс, и в этой неразберихе от имени РСФСР делают страшные вещи. Издан приказ "ни шагу назад", а здесь, в Сибири-то, куда – ни шагу назад? А приказ есть. И тогда рождаются эти страшные ситуации: показательные расстрелы, и людям нельзя верить в Бога – государство отнимает свободу совести – это все превращается в полный ужас у Астафьева. При этом, мне кажется, он ни секунды в романе не касается России, Родины. Он против тоталитарного советского, сталинского режима.
Генная память
– Когда мы с ребятами (главные роли в спектакле играют студенты золотухинского курса. – Ред.) собрались в первый раз, мы заговорили о сорок втором годе: что делали в это время их дедушки и бабушки? У меня с ними десять лет разницы в возрасте. Выясняется, что для них сорок второй – это уже больше прадеды, чем деды. А у меня были живы оба деда, один ногу потерял на войне, другой на Урале вламывал на оборону во время войны. Тетя с дядей в блокаду умерли. Были первые пластинки с военными песнями Высоцкого. То есть я все-таки поближе к прошлому...
А сейчас в сознании нового поколения это отложилось как аккуратный пласт истории. И я хочу как-то оживить генную память, что ли, поэтому наш спектакль для молодых от 16 до 25 лет.
И сейчас мне сложнее, чем всегда. Я чувствую огромную ответственность и очень по этому поводу волнуюсь. Еще очень волнуюсь за этих пацанов-солдатиков. Они работают на износ, и подставить их я просто не имею права.
Справка
В 2007 году питерский режиссер Дмитрий Егоров поставил в МТА по своей пьесе спектакль "Прекрасное далеко". Спектакль идет в театре с неизменным успехом.
Эпиграф к спектаклю "Прощание славянки" – строки из песни Александра Башлачева:
"И можно песенку пpожить иначе,
Можно ниточку обоpвать.
Только выpастет новый мальчик
За меня, гада, воевать".
Премьера – 3 и 4 сентября.
