Бесконечное повторение
– Я предчувствую, что ко мне будет много вопросов, будет много недовольных: почему взяли то произведение, но не взяли это, – говорит Ольга Александровна. – Но с выбором мне действительно пришлось помучиться. До Великой Отечественной войны в литературе, создававшейся на Алтае, было не так много имен, не так много текстов. После ситуация меняется: писатели-фронтовики возвращаются с войны, многие приезжают на Алтай впервые. Где-то к началу 60-х годов количество уже ощутимо переходит в качество. Выбор здесь действительно превращается в проблему. Предвосхищая возможные вопросы, сразу скажу, что в антологию отбирались произведения не просто алтайских авторов, но именно – об Алтае, те, в которых Алтай сам является полноценным героем. Хотелось, чтобы это были произведения разных жанров: роман, повесть, рассказы, поэзия.
Я не могла не включить в том "Тропы Алтая", первый роман Сергея Залыгина. Я не скажу, что у романа была несчастливая судьба: его сразу заметил Твардовский, он был опубликован в 1962 году в "Новом мире", был читаем, в 1964 году его экранизировали. Однако в 1965 году Залыгин выпустил повесть "На Иртыше", потом роман "Соленая Падь" – и все. Острая публицистическая составляющая новых произведений отвлекла внимание от первого романа.
Там много тем, ставших актуальными как раз на стыке 50–60-х: исповедальная молодежная проза, конфликт поколений – очень в духе того времени, Аксенов с этого начинал. Там даже есть зачатки проблематики деревенщиков, хотя до них, до того, как они громко заявили о себе в культуре 60-х, было еще лет семь-восемь. Но главное – в романе очень хорош Алтай, он наделен совершенно особой функцией: он служит местом испытания всех персонажей. И есть совершенно нетривиальные наблюдения: скажем, чем отличаются пространства Азии и Европы. Если взять небольшой кусок ландшафта, кажется – ничем. А Залыгин увидел: ощущение Азии рождается бесконечным повторением этих кусочков ландшафта. Мне кажется, это вообще лучшее произведение об Алтае. Хотя я пристрастна, признаю – я его открыла для себя и полюбила.
– Почему-то казалось, что основой тома будут произведения Шукшина.
– Без Шукшина никак. Понятно, что это самый крупный автор с алтайскими корнями из всех, кто писал в 60-е. Шукшин постоянно признавался в любви к Алтаю в публицистике, но у него не так много произведений, где конкретно указано, что действие происходит на Алтае. Я взяла два рассказа, "Классный водитель" и "Рыжий", один ранний, другой поздний, но они очень тесно связаны между собой. Там есть сюжетные пересечения, есть и Алтай, и общий герой, алтайский шофер – особая, с точки зрения Шукшина, профессия. В "Рыжем" звучит один из самых пронзительных шукшинских монологов, где он признается в любви к Алтаю.
Детское время
– Конечно, в том вошел Лев Квин, автор с изюминкой, авантюрной судьбы человек: родился в Риге, участвовал в местном подпольном революционном движении, в тюрьме посидел, повоевал в Великую Отечественную и потом, будучи сотрудником советской военной администрации, в Австрии и Венгрии выполнял поручения, о которых он сам впоследствии говорил довольно-таки туманно. В 1953 году судьба неожиданно – главным образом для самого Квина – занесла его на Алтай. В четвертом томе будет опубликован рассказ "Весна" из цикла "Палатки в степи". С одной стороны, этот текст, конечно, – не самое лучшее произведение Квина, он сделан во многом еще по соцреалистической кальке, но вообще о целине на рубеже 1950–1960-х писались именно такие вещи… кирпичи целинных эпопей, выполненные в рамках ортодоксального соцреализма, практически уже невыносимые для современного читателя. Квин более качественен, и этот цикл – лучшее из того, что было написано об алтайской целине в 50-е.
И, наконец, я не могла пройти мимо Виктора Сидорова. Расцвет, который переживает в 60-е годы алтайская литература, в большой степени связан с детской литературой. В 1950-х ее на Алтае начинает Николай Чебаевский, потом приезжает Лев Квин, очень плодовитый автор, выпустивший при жизни почти 50 книг – фантастическая цифра! – и печатавшийся в основном в Москве. В 60-е для детей пишут и Александр Баздырев, и Анна Киселева… Виктор Сидоров из этой плеяды писателей, на мой взгляд, – один из самых ярких. Его произведения читаемы до сих пор, а это, конечно, признак подлинного качества. Я взяла первую и, наверное, самую известную его вещь – повесть "Тайна белого камня". "Повесть о красном орленке", более именитая, издававшаяся в Москве, все-таки слишком идеологична. А первая повесть Сидорова – прекрасное произведение, можно утверждать, что в ней Сидоров создает особую мифологию Оби. Река здесь – полноценный участник действия, она вторгается в сюжет, направляет движение ребят – главных героев, и путешествие по реке становится для них погружением в историю, в эпоху гражданской войны. Мне кажется, эта повесть – одно из лучших детских произведений в советской литературе второй половины века. И, к чести нашей, она связана с Алтаем.
Явление степи
– Кем представлена поэзия?
– Я взяла только двух поэтов, но зато эти поэты – Роберт Рождественский и Николай Рубцов. Понятно, мы гордимся, что Рождественский родился на Алтае, хотя и увезли его отсюда грудным ребенком. Зато он приезжал на Алтай в 1955 году на студенческую производственную практику (он учился тогда в Литинституте) и написал здесь три стихотворения, с которыми связывал начало серьезной литературной карьеры. Я взяла одно из трех, самое "алтайское" – "Речка Иня", и еще стихотворение "Дни рождений", с известным признанием: "Родился я в селе Косиха. / Дождливым летом. На Алтае".
И, конечно, невозможно было оставить том без Рубцова, без его стихов. Он провел на Алтае лето 1966 года, с мая по сентябрь гостил у местных литераторов. В том вошли шесть его стихотворений, написанных здесь и позволяющих увидеть Алтай глазами Рубцова. Сначала Алтай ему не понравился. Он гостил в Красногорском у Геннадия Володина и, хотя там горы, почти туристические места, тем не менее он писал в письмах, что нет, не то, что ожидал увидеть…
– …не Швейцария?
– Не Швейцария, да, именно эта фраза звучит. И самое главное – "самобытности нет никакой" – ни в пейзажах, ни в нравах. Видимо, он ожидал застать особый говор, особую память об истории, о культуре Сибири – какую-то специфику, алтайскую экзотику, и ничего похожего вначале не нашел. "Еще бы церковь у реки, и было б все по-волгодски", – писал он явно разочарованно. Потом, правда, его отношение к Алтаю несколько изменилось, – он поездил по краю, и Алтай в конце концов реабилитировался в его глазах.
– Ольга Александровна, какую историю как составитель вы рассказываете?
– Алтай, который, начиная с XVIII века, в культурном сознании был представлен только своим горным краешком, в 1950–1960-е годы ложится на литературную карту страны всем многообразием своих территорий. Предметом осмысления в литературе становятся степь, Алтайское Приобье. Алтай становится многоликим, разным, приобретает наконец полноту своего географического и культурного существования.
Факт
Беседы с составителями первых трех томов антологии "Алтай в русской литературе XIX–XX веков" – на сайте "Алтапресс" в рубрике "Культура".
