Писательница объяснила журналистам, что выбрала для своей "галиматьи об огненной елде и золотых лядвиях" язык допетровской Руси, потому что в современном русском нет неоскорбительных и немедицинских терминов для описания секса. Именно причудливый язык, с точки зрения жюри, – главное достоинство романа. При этом литературные критики почти единодушно назвали "Цветочный крест" кристально чистой графоманией, а его победу в конкурсе – свидетельством всеобщего одичания.
Мы попросили Сергея Манскова, кандидата филологических наук, ведущего программы "Домашняя библиотека" на радио "Серебряный Дождь в Барнауле", почитать роман и объяснить нам, что, собственно, это было.
- Я не интересовался "Русским Букером" и не знаю, что там было в лонг- и шорт-листах, но сам факт, что премию дали именно этому роману, как минимум удивляет. Даже если говорить о том, что это постмодернистская штудия, то она дважды вторична. С одной стороны, 15 лет назад появились книги Алексея Иванова, и "Золото бунта" написано как раз языком XVII–XVIII века с диалектизмами и профессионализмами. Браться после Алексея Иванова за такие вещи… На его фоне эта барышня абсолютно не выглядит новой. И те слова, которые якобы восходят к допетровской эпохе, они очень доступны и понятны современному читателю.
Мы неоднократно беседовали об этом с писателями, которые пишут на исторические темы, с тем же Александром Родионовым, он говорит, что в таких случаях с языком всегда большие проблемы. Если писать на языке XVIII века, ни один читатель не поймет. Если внедрять какие-то cлова вроде: "авось-небось, аки-паки", то это будет уже глумление. "Поэтому, – говорит Родионов, – я формирую свои слова из слов XVIII века, вставляю одно через каждые три предложения, и получается очень интересно". То есть на уровне языка у Колядиной все смешивается, и это смешение образованному взгляду видно очень хорошо. И это не стилизация даже, а пародия.
Во-вторых, что лично мне чрезвычайно не нравится: мало того что она затрагивает все эти табуированные зоны – получается классическая постмодернистская вещь, когда нет ценностной иерархии. На протяжении многих столетий весь мир выстраивал ценности вот так, ступеньками. А сейчас мы живем в плоской системе, когда права человека и толерантность позволяют многие вещи, которые ранее были абсолютно неприемлемы. Почему ее роман начинается с глумления над священником? Это ж не случайная вещь. Героиня могла обсуждать эти вещи с кем угодно, с подругой, золовкой, – а тут книга начинается с одного из православных таинств, причастия, исповеди, – и так…
– Известный филолог Роман Лейбман, ученик Лотмана, сказал: "Если Путин – национальный лидер, то эта несчастная – лауреат Букера". Мне кажется, "Русский букер" за "Цветочный крест" – это такая вещь, которая показывает глубину афедрона*, в котором оказалось все наше общество, не только литература.
– Да нет, ну приезжал же в Барнаул Урушадзе, директор премии "Большая книга", их вот нельзя заподозрить в том, что они дают премии каким-то сомнительным, скандальным вещам. Сейчас просто все чаще и чаще говорят о том, что литературные премии привязаны к тем или иным издательствам и изначально планируются как некие издательские проекты, способные принести много денег. Сейчас, если скандал вокруг этого будет разгораться: "Я писала для журнала „Космополитен“, нашла свои термины для обозначения интимных вещей, и вот мой роман" – люди попрут покупать этот роман за большие деньги. А это абсолютно нивелирует значение букеровской премии, среди лауреатов которой раньше были очень достойные люди. И цена этой премии будет грош.
Фрагмент из романа "Цветочный крест":
Отец Логгин нервно почесал пазуху под мышцей. Перекрестился. Воззрился на Феодосью.
Как весенний ручей журчит нежно, подмывая набухшие кристаллы снега, сияя в каждой крупинке агамантовым отблеском, плеская в слюдяные оконца ночных тонких льдинок, отражая небесный свод и солнечные огни, так сияли на белоснежном лице Феодосии голубые глаза, огромные и светлые, как любовь отца Логгина к Богу.
„Аквамарин небесный“, – смутился сей лепотой отец Логгин.
Весь сладкий дух церковный не мог укрыть сладковония, что исходило от Феодосии, от кос ее, причесанных с елеем, от платка из древлего дорогого алтабаса, от лисьей шубы, крытой расшитым тонким сукном. Отец Логгин знал отчего-то, что пазухи шубы пахли котенком. А уста – мятой. А ушеса и заушины – лимонной зелейной травой мелиссой. А перси – овощем яблочным, что держат всю ночь в женских межножных лядвиях для присушения мужей.
– Медвяный дух твой, – слабым голосом произнес отец Логгин. И, собравшись с силами, вопросил нетвердо:
– Пила ли зелие травяное – мелиссу, зверобой, еще какую ину…
Голос отца Логгина сорвался и дал петуха.
Факт
В 2010 году на участие в конкурсе премии "Русский Букер" номинировано 95 произведений, в "длинный список" попали 24. В короткий список вошли: Олег Зайончковский, "Счастье возможно"; Андрей Иванов, "Путешествие Ханумана на Лолланд"; Елена Колядина, "Цветочный крест"; Мариам Петросян, "Дом, в котором..."; Герман Садулаев, "Шалинский рейд"; Маргарита Хемлин, "Клоцвог". Интересно, что роман Виктора Пелевина "Т" не перешел из длинного списка в короткий.
Справка
Премия "Русский Букер" основана как первая негосударственная литературная премия в России после 1917 года и долгое время сохраняла репутацию самой престижной литературной премии страны. В 2010 году конкурс на лучший роман прошел в девятнадцатый раз. Ее лауреатами в разные годы были Булат Окуджава, Георгий Владимов, Михаил Бутов, Людмила Улицкая, Михаил Шишкин, Александр Иличевский. В прошлом году лауреатом "Русского Букера" стала питерская писательница Елена Чижова и ее "Время женщин".
Цифра
Размер приза, получаемого победителем, в этом году увеличился по сравнению прошлогодними 500 тысячами и составляет 600 тысяч рублей, финалисты также получат уже не по 50, а по 60 тысяч рублей. "Русский Букер" включен в число премий, чьи лауреаты освобождены от налогового бремени. Жюри возглавил Руслан Киреев, в него также вошли критики Мария Ремизова и Марина Абашева, писатель Валерий Попов и режиссер Вадим Абдрашитов.
_______________
* Этим "грамотным, благолепным и благообразным наречием" герой романа отец Логгин называл задницу.
