- В Барнауле спорят о твоем спектакле "С любимыми не расставайтесь", зрители восприняли его по-разному. А какой реакции зрителей хотел ты?
- После "Прекрасного далека" мне хотелось, чтобы зрители молчали и улыбались, после "Прощания славянки" - чтобы уходили после спектакля с чувством "что угодно, только не война", а здесь - чтобы зрители не чувствовали себя вышедшим из некого культурного заведения, а начал идентифицировать себя с реальностью. Чтобы была возможность поразмышлять.
Эту пьесу постоянно ставят в театральных институтах, и ставят в режиме "ретро". А мне было интересно попробовать взглянуть на эту пьесу из нашего времени, перенести ее в сегодня, и принципиально важно, чтобы это была история про молодых людей. Все-таки здесь встает вопрос серьезного разрыва между реальностью и тем, что старше поколение представляет про младшее. Потому что… ну вот, видео, клип на молодежный гимн Барнаула. Такого чистого, прилизанного, причесанного Барнаула, как в этом клипе, я не видел никогда. Там есть кадр: девушку обливает поливальная машина, и она "ой-ой, как смешно". По жизни она бы матом его покрыла - только так.
Осовременивая пьесу Александра Моисеевича Володина, мы ведь не соригинальничать хотели, а поэкспериментировать. Вся эта история с Вконткатами, мобильниками, ноутбуками – без этих вещей мы сейчас не очень представляем себе реальность. И конечно, для меня в этой истории является гораздо более принципиальной тема "Я об этом не думаю", а не "Я скучаю по тебе", может, потому, что отчасти я тоже "об этом не думаю": занят с работой с актерами, созданием искусственных миров, ухожу в театр, репетирую спектакль. А мир, реальность остаются за стенами театра. А контакт между реальностью и театром необходим, и его надо поддерживать.
- Почему?
- Что мне кажется не очень правильным в театре сейчас, так этот вот сплошной гуманизм, эти отвлеченные от жизни истории, которые никоим образом не отражаются на человеке, когда он выходит из театра. Очень легко сказать самому себе: я художник, я творю свой мир, меня интересуют исключительно движения моей бессмертной души; все остальное меня не волнует. А твой внутренний мир универсален, что ли? Да кто я такой, чтобы о чем-то вещать? Я ведь такой же человек, как и все! Нет, мне чем дальше, тем больше интересна объективная реальность.
Взаимодействовать с реальностью - это, мне кажется, обязательно: кино, за редким исключением, перестало это делать, телевидение делает это субъективно. Нужны, конечно, развеселые комедии, театру надо зарабатывать; но живое искусство - та ниша, которую театр мог бы занять в сознании людей, чтобы к нам приходили на живых людей смотреть. И очень важно, чтобы на сцену выходили ЖИВЫЕ люди. И надо каким-то образом обживать эти большие пространства; большая сцена, с которой человек на котурнах что-то вещает... лично у меня этот пафос не вызывает никакого доверия. Я слышу, что артист говорит не своим голосом, я вижу, что он искусственен, и это не интересно. А живому человеку я доверяю, потому что я его узнаю. Вот сейчас я буду ставить с "Этюд-Театром" "Леди Макбет Мценского уезда". Был кто-нибудь из тех, кто ставил "Леди Макбет Мценского уезда" в городе Мценске? Это, мне кажется, принципиальный вопрос, потому что в этом городе сорок тысяч жителей, химзавод, наркодиспансер, а в доме, где жила Катерина Измайлова, находится отделение милиции. Безысходняк полный. И если режиссер приедет в этот город и все это увидит, может быть, тогда он будет ставить не только про несчастную любовь, может быть, всплывет другая тема? Реальность для меня - один из самых интересных и универсальных ключей к сегодняшнему театру.
- Ты правда был знаком с Володиным?
- Александр Моисеич Володин удочерил мою маму: в редакции "Петербургского театрального журнала" висит бумажка: "Вы как хотите, а я ее удочеряю", и если мама его приемная дочь, то как-то, чуть-чуть, по касательной, я его приемный внук. Мне довелось пообщаться с этим великим драматургом, не могу сказать, что как-то капитально, но довелось. Он был человек неблагополучный, неустроенный, рефлексирующий, и как раз он не вещал с котурн, поэтому, может, и написал в свое время "Пять вечеров" - вещь, которая для того времени была абсолютной реальностью.
- Ты приедешь в Барнаул еще?
- Когда-нибудь, если случится, вернусь и что-нибудь еще поставлю. С труппой "Молодежного театра" у нас полный контакт, а это редкая история, и каждая возможность поработать с ними для меня ценна. Бывшие студенты курса Геннадия Васильевича Старкова стали взрослыми артистами. Они уже не мальчики и девочки; поэтому и не восстановится уже "Прощание славянки" - ни фига они уже не дети.
Про эту труппу, мне, честно говоря, кажется, что они хороши такими, какие есть. Живые, не искусственные, что активным образом сработало что в "Прекрасном Далёке", что в "Прощании
славянки". Они абсолютно реальные, каких-нибудь сказочных персонажей им играть тяжелее, чем людей из жизни. Им веришь, они – мне, это доверие по-моему и случается во всех спектаклях,
которые у нас с ними были.
Конечно, я по ним скучаю. Но… вот, например: в Новосибирске и у нас вдруг неожиданным образом сложился крутой контакт с труппой "Красного факела". Вчера Даня Безносов звонил, на
Сахалин звал, там замечательная труппа Чехов-центра*. Летом был в Шарыпово на лаборатории, и туда надо вернуться и что-то поставить. Еще сейчас возникла очень интересная история с Александринкой, с
Фокиным: будем группой режиссеров делать большую работу про Невский проспект. Ну и главное, что сейчас в Питере есть "Этюд-театр", я там главный режиссер и лучше бы мне почаще быть в
городе, а не ударяться в разъезды. Интересного, правда, много - вопрос в том, что есть приоритеты. Труппа Молодежного театра Алтая для меня – один из серьезных приоритетов, с этими ребятами я в
огонь и а воду, но с другой стороны, постоянно работать в Барнауле я бы не смог. У меня есть ощущение, что ты, например, можешь быть в главным режиссером в этом театре, но тебе прикажут повесить в
зале хрустальную люстру, то она будет висеть, или покрасят белым портал, и ты не сможешь его перекрасить. Или выпустишь спектакль "Войцек" и впадешь в немилость у местного комитета по
культуре.
- Кто-нибудь из краевых чиновников вмешивался в твою работу над "С любимыми не расставайтесь"?
- Никто нам ничего не запрещал, все тут в порядке было, но мы же и не анархию творили на сцене, у нас все было для чего-то, все по сути. И Валерий Сергеевич Золотухин, человек из другого поколения, худрук театра, этому не противился. Тут все в порядке было.
Я немного о другой свободе говорю. Ну, просто… вот у нас с питерским "Этюд - театром"** в принципе, нет денег вообще. Ребята - почти все иногородние. От государства мы не получаем ни копейки. Ну, ребята снимаются иногда, преподают, халтурят, режиссеры ставят, ну, мне что-то с пьес капает. Все равно, не жизнь, а выживание. Но зато нам может что-то "не разрешить" только наш художественный руководитель, и больше никто.
И в этом смысле я восхищаюсь "Красным факелом" - больше ни в одном государственном театре мне не дали бы выпустить "Историю города Глупова", уверен. С точки зрения гражданской акции, художественного высказывания и донесения до зрителя какого-то салтыковско-щедринского мессиджа для меня это пока наивысшая точка в режиссерском развитии. Мы выпустили этот спектакль каким-то чудом. Он кривой, панкушный, в нем есть такие длинноты, но он живой, и 32 человека, которые в нем работают, работают в нем с удовольствием.
Кому как, а для меня важнее всего свобода слова и свобода мысли, и отчасти в Барнаулу я должен быть благодарен за то, что остался в профессии. После года работы в БДТ, где – так нельзя, эдак нельзя, Георгий Александрович Товстоногов так бы не сделал, чайник в репетиционную комнату нести нельзя, у нас есть буфет и так далее – я приехал сюда, в МТА, еще в старое здание. На репетиции с чайником можно, потому что буфета в театре нет, вообще ничего нет, но зато есть артисты. Они с характером — сибиряки же! - но они очень внимательно тебя слушают. Портрет Товстоногова не висит, но есть замечательный курс Геннадия Васильевича Старкова, а на нем эти двое щеглов, которые абсолютно ничего не умеют, глазами хлопают и верят, как не верит ни одни взрослый артист. И там внутри спектакля какая-то очень теплая семейная ситуация между ними сложилась. И все получилось. Короче, только благодаря Барнаулу я в профессии и остался.
В старом здании было меньше ограничений, там были старые кресла, которые можно поцарапать и поставить сверху станок, там все время играли с пространством – здесь сцена таких игр не позволяет. Мы вывели декорацию на самую авансцену и артистов более-менее слышно, дальше за стенку их увести – не хрена не слышно; в общем, спектакль в итоге выпустили, но это не значит, что нашу постановочную команду порадовало, каким образом архитектор Тоскин и иже с ним подошли к вопросу построения театрального здания. Сейчас это очень сложная сцена с очень сложными законами и большими огрехами, это факт. Но если на ней не работать – то театра не будет.
* Даниил Безносов — художественный руководитель международого театрального Чехов-центра.
**Этюд-театр - Самый молодой драматический театр Петербурга, созданный на основе последнего выпуска СПГАТИ, мастерской Вениамина Фильштинского. В репертуаре театра — драматические спектакли самой разной направленности: современная отечественная и зарубежная драматургия, классика, документальный театр.
