Андрей Вознесенский,
поэт:
Среди идиотств, суеты, наветов поэт одиозен, порой смешон – пока не требует поэта к священной жертве Стадион! И когда мы выходим на стадионы в Томске или на рижские Лужники, вас понимающие потомки тянутся к завтрашним сквозь стихи.
Оттенок хлестаковщины
Михаил Гундарин,
поэт, член Союза российских писателей, кандидат философских наук, доцент АлтГУ:
Выражение Евтушенко "поэт в России больше, чем поэт" традиционно воспринимается таким образом, что поэт – учитель жизни, какой-то политик, пророк. А если обернуть это, безусловно, остроумное выражение и посмотреть так, как предлагаю я: поэт – кто-то вроде юродивого. Человек, делающий что-то просто потому, что ему хочется это делать, не думающий о сиюминутной выгоде, – вот, это действительно больше, чем поэт.
Есть хорошее выражение: поэзия обществу сегодня не нужна, а поэты – очень нужны. Не нужна поэзия как некоторое количество строчек, написанных сверху вниз, с рифмой или без; но нужны поэты – люди, способные посмотреть на мир под другим углом, способные на настоящее бескорыстие и даже на какую-то жертвенность. Таких людей становится все меньше, а должен сохраняться какой-то постоянный баланс.
А то, что мы наблюдали в 60-е, было абсолютно ненормально. Люди тянулись не к поэзии, а к некоему замещающему началу. Не было политики, не было истории, философии, религии – была поэзия. То есть поэтам в той ситуации надо было чувствовать себя неловко, и многие из них так себя и чувствовали – эстрадным суррогатом. Если тебя принимают за кого-то другого и в этой связи носят на руках, то радоваться этому по большому счету может только Хлестаков. И, конечно, во всей этой поэзии 60-х оттенок хлестаковщины был очень велик.
Многие это понимали, но те же Вознесенский, Евтушенко – они дали себя этой волне увлечь, и я их тут понимаю тоже. В Барнауле тоже ведь были вечера поэзии в политехническом, и тоже там собирались толпы, хотя тогдашние авторы никому не годились в подметки. Они тоже понимали, что это хлестаковщина, но убеждали себя, что люди-то тянутся к духовному. Так вот, хлестаковщина эта не нужна.
А сейчас мы наблюдаем резкий скачок интереса к поэзии, к поэтам. Весь Интернет этим делом забит, великое множество великолепных авторов работает, и многие говорят, что у нас наступил "бриллиантовый век русской поэзии". Так что, я думаю, все нормально.
Претензия на всеобщность сомнительна
Лариса Управителева,
кандидат философских наук, доцент АлтГУ:
Мне представляется, что можно посмотреть на вопрос шире: больше мы вообще не можем ожидать монополии чего-либо. Мы живем в другое время – оно действительно другое. В условиях фрагментации, мультикультурализма, который сейчас существует, все всевозможные субкультуры живут своими ценностями. В этом отношении есть люди, которые живут ценностями денег, есть люди, которые живут ценностями культуры, музыки, философии, ценностями, предположим, поэзии и так далее. Это маргинальные группы, они будут существовать, находить поклонников в своей среде, но предполагать, что в какой-то из них появится такой певец для всего общества… Это практически невозможно. Сейчас центральное телевидение-то мало кто смотрит из образованных людей. Мне представляется сомнительным, что одна идеология победит, будь то даже идеология поэзии.
Точка зрения "обществу не нужна поэзия, но нужны поэты" кажется мне утопичной. Поэт может быть признан, но исключительно в своей микрогруппе, своей среде,
своей культуре, не более того. Он может говорить очень важные и значимые слова; но они будут важными и значимыми только для тех людей, которые проникнуты его идеей, которые живут так же, как живет он. В этом плане поэзия неуничтожима, но ее претензия, как и претензии всего другого, на всеобщность – сомнительна.
Их надо только поддержать
Валерий Тихонов,
поэт, главный редактор журнала "Барнаул":
Очень не люблю эту фразу – "поэт в России больше, чем поэт". Давайте тогда скажем, что учитель больше, чем учитель, каменщик больше, чем каменщик, шофер больше, чем шофер. Поэт – не больше и не меньше, его роль – "глаголом жечь сердца людей", и это правда. Эту пушкинскую строку называют пафосной – да ничуть, ибо зарифмовать можно любую лабуду и назвать это стихами, а того больше еще и поэзией. Поэзия – то, что искренне, правдиво и обязательно талантливо. Все, кто хотят загнать ее в какие-то рамки, пусть отдыхают.
В шестидесятые поэты собирали стадионы – это было легко: поставил микрофон, и все. Это и сейчас возможно, между прочим, если к этому подойти серьезно и грамотно. Вот группа "Кино". Цой – поэт, он в любом городе собирал зал. Юрий Шевчук – молодец, собирает эвон что! Конечно, им в помощь гитары. Но то же могут делать и поэты, если они настоящие. Причем не обязательно трибуны, и на лириков люди придут, если они настоящие. Но поэзия почти никак не поддерживается – только общественными объединениями и отдельными людьми. Вот я пытаюсь восемнадцать лет этим заниматься, есть и другие люди. Но этого недостаточно…
Опрос: кто ваш любимый поэт?
Людмила Бевзова,
пенсионерка:
Некрасов. Поэма "Крестьянские дети" – одна из самых любимых:
"Проснулся: в широкие щели сарая
Глядятся веселого солнца лучи.
Воркует голубка; над крышей летая,
Кричат молодые грачи…"
Сергей Алексеев,
финансовый тренер:
Любимых полно и трудно выделить самого-самого. Предпочитаю импортную поэзию викторианской эпохи. Я окончил филфак, и диплом писал по английской литературе XIX века. Вот, например, одно из любимых стихотворений Киплинга:
"Твой жребий – Бремя Белых!
Как в изгнанье, пошли
Своих сыновей на службу
Темным сынам земли…"
Сергей Белокуров,
студент:
Много стихов нравится, поэзию предпочитаю в зависимости от настроения. Читал стихи девушке. Вот, например, из Маяковского:
"А мне ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени…"
