- Больше всего мы хотели показать вклад разных людей в жизнь Алтая, - рассказывает Татьяна Мальцева, работник архива. - Мы собрали разные стили: и научные, и личные послания. Ведь письмо - это, пожалуй, самый человечный исторический источник.
Что бы подумали авторы, узнай, что их личные архивы когда-нибудь выставят на всеобщее обозрение? За всех не скажем.
Татьяна провела над каждым экспонатом не один день. По ее словам, больше всех "капризничал" самый старый документ - письмо Акинфия Демидова начальнику алтайских горных заводов Андреасу Беэру. Оно никак не хотело "вставать" на полку. Письмо датировано 1744 годом, но, как ни странно, сохранилось чуть ли не лучше всех. "Это все потому, - объясняет Татьяна Мальцева, - что качество чернил и бумаги сейчас намного хуже, чем было больше двух сотен лет назад".
- У нас есть фонд ученого Николая Савельева, который переписывался с потомками знаменитой династии горных инженеров Карпинских, - говорит Татьяна Мальцева. - И внучка основателя династии Александра Карпинского, Любовь Крячкова, очень обиделась на то, что он ее письма сохраняет затем, чтобы передать в архив. Савельев ответил: "Наши письма касаются не только нас двоих, это история".
И другие авторы предполагали, что их слова и мысли будут интересны потомкам. Так, например, местный госслужащий Евгений Клевакин, основатель барнаульского пожарного общества, нарочно писал два экземпляра каждого своего послания, так или иначе касающегося нашего города. И очень аккуратным почерком! Одно отправлял адресату, а второе подшивал в личный архив.
Челобитная вдовы Ивана Ползунова Пелагеи Ползуновой Ее императорскому величеству Екатерине II об определении ей жалования за умершего мужа (1770 г.)
Вдова пишет: "Бью челом умершего при Колывано-Воскресенских заводах механикуса Ивана, Иванова сына Ползунова жена, вдова Пелагея… о нижеследующем. Помянутый мой муж Ползунов служил вашему императорскому величеству с 1747 года. Во-первых, при екатеринбургских, а потом и при Колывано-Воскресенских заводах. Немалое время беспорочно. При которых в 1766 году от воли Божией умер <…>Я бы хотела <…> за понесенные им при устроении и постановление означенной машины, денные и нощные труды а паче совершенную к тому его ревность для безбедного моего содержания и пропитания с прещедрой вашего императорского величества к сиротам высочайшей милости определить мне давать вдовское из оклада мужа моего половинное жалование по день смерти, ибо в замуж идти не намерена".
Прошение вдовы Ползунова было удовлетворено, однако с замужеством Пелагея слукавила и вскоре вновь вступила в брак: ее избранником стал один из учеников Ивана Ползунова Дмитрий Левзин. Пелагея до самой смерти жила в Барнауле.
Письмо Виктора Верещагина (исследователь Алтая, ботаник, краевед) своим детям из ссылки в заповеднике "Столбы" Красноярского края. (1934 г.)
Верещагин был очень очарован Саянами. В одном из посланий своим детям он пишет: "Скалы, изображенные на открытках, которые я вам прислал, расположены в окрестностях Красноярска… Посмотрите в стереоскоп карточку, на которой сфотографированы живописные гранитные скалы около Бащелака (на Алтае. - Прим. авт.), они образовались так же, как и столбы (автор сравнивает Красноярск и Алтай. - Прим. авт.)… Ребятки, помогайте маме охотно и без всяких пререканий. Не забывайте, что ей одной справиться со всеми делами очень и очень трудно".
Верещагин не бросал науку даже в ссылке и обязательно делился со своими детьми всем, что узнавал. Когда он вернулся, продолжил работать в Барнауле простым учителем. Его исследования были признаны многими научными обществами, ему присвоили степень кандидата биологических наук без защиты диссертации. Дочь Виктора Верещагина Ирина до сих пор живет в Барнауле и работает в институте садоводства им. Лисавенко. Сейчас ей за 80.
Письмо Степана Титова, отца Германа Титова, Андриану Топорову, своему учителю (1951 г.)
"Вы хотели из меня сделать музыканта. Мне очень хотелось стать им. И вот когда я попал в Московскую консерваторию, я был зачарован этим храмом искусства. Я с головой ушел в учебу. Я видел, как мои соклассники бойко играли на роялях, а я не владел этим инструментом. Я решил догнать их и не стал считаться ни с чем. После дневных занятий приходил в консерваторию и терпеливо ожидал, когда же освободится класс. Я садился за инструмент, долбил азы. Долбил до изнеможения, до отупения. Когда становилось зелено в глазах, я выходил в коридор, подходил к мраморной доске, на которой золотыми буквами были записаны имена студентов, окончивших консерваторию с золотыми и серебряными медалями. Я клялся стать музыкантом…"
Но музыкантом Степан Титов так и не стал. Он, как и Топоров, был просветителем в родном селе. Но когда вышел на пенсию, организовал в Полковникове хор.
В том письме, кстати, Степан пишет и о детях: "Сын учится в 9 классе. Обещает пойти по точным наукам. Учится пока ладно. Земфира собирается стать учительницей. По росту она мала, по физическому развитию слаба. Точь-в-точь Козетта Гюго".
Письмо Василия Шукшина Николаю Яновскому, критику, литературоведу, редактору новосибирского журнала "Сибирские огни", о доработке романа о Степане Разине (1970 г.)
"Николай Николаевич! - пишет Шукшин. - Умоляю, не молчите так зловеще. Долго не держите в неведении. У меня сейчас очень сложные дела, и вопрос времени встает передо мной немилосердно. Доработка велась и с учетом твоих замечаний, какие я получил в Новосибирске, и с учетом своей цензуры. Так что сделано много, только что яйца не отрезал казачьему атаману. На большее я не согласен. Тем более прошу откликнуться… Деньги (900 рублей) получил…"
Справка "СК"
Начало жизни алтайских архивов положил Андреас Беэр, первый начальник Колывано-Воскресенских заводов. Он первым ввел обязательный порядок подшивки ВСЕХ документов. Самые старые документы, сохранившиеся до наших дней, - деловая переписка начальников алтайских горных заводов (начиная с 1744 года).
Выставка будет работать в управлении архивного дела Алтайского края до конца июля. Для того чтобы посетить ее, нужно заранее позвонить по телефону 63-60-53. Экскурсия бесплатная.
