Нет другого Отечества
– Я родился 21 июня 1941 года в Быстром Истоке, на Алтае. Отец меня впервые увидел в мои два с половиной года, когда пришел с фронта по ранению. Я помню салют Победы в сорок пятом – стреляли с полуторки перед зданием райисполкома, который потом сгорел. Мама одела нас с братом в девчачьи какие-то кофточки – у нас не было, наверное, нормальной одежды, у соседей брали, а у них были девчонки. Я не помню военных лет, но наше поколение справедливо считается военным, потому что эхо войны было ведь долгим…
– Многие сейчас думают, что нам уже пора закрыть эту страницу нашей истории, успокоиться и жить дальше.
– Это как Пушкин говорил: нет другого Отечества, другой истории, чем та, которую мне Бог послал. А в истории России так много… Ну вот, чтобы было наглядно. Прихожу я на "Мосфильм", а там великий русский артист Михаил Александрович Ульянов склонился над телефоном у вахтера. А я, молодой, задорный, говорю: "Михаил Александрович, где-то я вас уже видел в такой позе". А по всей Москве тогда были развешаны плакаты, где он в роли Жукова с телефонной трубкой, и понятно, что Жуков говорит со Сталиным. Ульянов говорит: "Да вот (матом), приходится теперь выигрывать Великую Отечественную". То есть. В начале съемок министром обороны был Гречко, и войну выигрывал Гречко. Потом Гречко умирает, политика меняется, и войну выигрывает Жуков. Понимаете? Вот наглядный пример, как мы обращаемся со своей историей.
То, что останется после меня
– А что, кстати, вы можете сказать про "великий фильм о великой войне"?
– Я лицо заинтересованное, я участвовал в фильме, но я смотрел его с неотрывным интересом. Я про войну много фильмов смотрел, во многих играл – но таких разных трагических, смешных, слезоточивых, что называется, эпизодов я не видел. Мне, кстати, импонирует великодержавный пафос, в котором обвиняют Никиту Сергеевича. Ну почему нет? Почему на это имеют право американцы, у них в каждом самом засратом фильме: "Мы великая нация, великий народ". А мы: "Ой, да ну ладно, ой, да ну что вы".
Вот сделал он фильм о Путине – ну етит твою мать! Боюсь ошибиться, это у Петрушевской, по-моему, спросили: "Почему вы пьете?" Она говорит: "Да мне нравится!" Ну, а Михалкову нравится Путин. Отношение у семьи с властью всегда были неоднозначными.
В "Сибирском цирюльнике", я могу сказать, есть перебор в смысле великодержавности; но это исторический фильм, и когда я вижу, что художник, великий, с моей точки зрения, настаивает на своей позиции, это заставляет меня ее уважать и пристально в нее вглядываться. Не надо путать божий дар с яичницей. Я человек, снимавшийся в фильме, я десять дней наблюдал, как Никита Сергеевич работает, и для меня это было великим наслаждением. Он руководит огромной массой народа. За всех играет и показывает, – причем показывает лучше, чем актеры воплощают потом на экране, – за снаряды, за самолеты, за всех. Это человек потрясающей энергии, фантазии и эрудиции.
Все мы колеблемся, сомневаемся – а у него есть платформа, человеческая в первую очередь. Поэтому критические стрелы, справедливые в какой-то части, ему не страшны, потому что основной стержень у него незыблем. И это очень важно. Он тверд в любви к Отечеству, желании навести в нем порядок.
– Мне кажется, у вас такое же отношение к нашей малой родине. Зачем это вам? Что вы получаете взамен?
– Я в, условно говоря, 70-х годах написал первую повесть "Дребезги", и там есть такие примерно строчки: "Когда он станет народным артистом, он приедет в Быстрый Исток, чтобы научить мальчишек и девчонок красоте, чтобы они тоже занимались искусством". Сегодня у нас 2010 год, и уже несколько лет я свое написанное воплощаю. Я же, когда писал, не думал, что вернусь. Но обстоятельства жизни повернулись таким образом, что сначала был Храм, потом Театр… Я вам скажу одну интересную вещь. В прошлом году мы с Ванькой моим приехали в Верх-Обское – Миша его крестный – и ранним утром пришли на стадион. И там бегают ребята, футболисты, волейболисты – ведь Миша 16 команд одевал, и это – то, что после него осталось. То, что осталось, понимаете?
Для меня праздником души и сердца был вчерашний спектакль (6 мая, "Прощание славянки" в МТА. – Ред.). Вот ради чего ты живешь и трудишься! Оправдываются твои перелеты, твои заботы, оправдывается твоя зарплата – это, конечно, гораздо выше все, но и низкие наши бытовые интересы находят в результате лучшее свое оправдание.
Понимаю, что нам не стыдно
– Актеры, которые заняты в этом спектакле, – студенты вашего курса. Они уже выпускаются из академии, и вы можете, наверное, оценить, насколько удачным был этот эксперимент.
– Может быть, ни по какому другому спектаклю я бы этого не понял, а по "Прощанию славянки" видно сразу – это счастливый случай. Не иначе, это Бог подсказал нам набрать курс для театра. Артисты готовы прожить свою судьбу на профессиональной сцене, но какой она будет, зависит уже от каждого из них. Жизнь артиста подвержена всяким случайностям: семья, армия, роды; как всякий человек, артист не один существует в этом мире, и удача здесь имеет значение – все здесь имеет значение. Мы ведь как? Мы привыкли жить по двойным стандартам. Мы со сцены говорим одно, а в жизни пытаемся их от армии освободить. А Вовка (артист Владимир Хворонов. – Ред.) говорит: а зачем? Я хочу служить Отечеству. Понимаете, вроде он нам нужен для искусства, громко говоря, а ему нужно служить Отечеству. И он прав! Хорошо бы ребят оставили служить в крае, чтобы можно было их привозить на спектакли, но это был бы уж очень большой подарок для театра.
На спектакле был губернатор, говорил напутственные добрые слова, и я понимал, что нам не стыдно, что край о нас заботится, что нам строят театр, что спектакль отправляют в Питер на престижный фестиваль. Мы отвечаем на это своим искусством. И, думаю, готовы к тому, чтобы достойным репертуаром отметить сдачу нового здания театра. Ведь губернатор мог отдать это помещение под гостиницу, развлекательный центр, выкачать из этого участка земли на Октябрьской площади всю, образно говоря, нефть…
Фасад нашего театра будет напоминать о том БМК, который там был. Старые барнаульцы помнят это здание. Я ведь там начинал, там проходили краевые смотры самодеятельности, я пел, вел концерт. У меня есть фотография нашего быстроистокского хора с этого смотра. Так что для меня это очень ностальгическое и значительное в моей биографии место. Так в жизни бывает, да.
– Интересно, какой будет репертуарная политика театра.
– Я веду сейчас переговоры с замечательным режиссером Адольфом Шапиро, который дважды ставил "Бумбараша" в Риге и Самаре, две совершенно разные постановки, но они оказались архиудачными, особенно рижская, – я хочу, чтобы он перенес ее на нашу сцену.
Рижская постановка умещается в традиционной сценической коробке, как в табакерке.
Я сторонник традиционного спектакля, вынос декорации в зрительный зал для меня приемлем, но не совсем. Театр чем силен? Обходитесь теми артистами, которые есть, и той сценой, которая дана. Когда вы выползаете в зрительный зал, получается другая ситуация немножко… Но театр, он театр, он не исключает разных экспериментов. Поэтому никакую такую диктаторскую волю я применять не хочу – да и не могу, у меня нету способностей подавлять, но, приглашая режиссера, все равно досье на него сам от себя собираешь, для того чтобы избежать впоследствии каких-то конфликтов и ошибок.
Шапиро, кстати, будет смотреть "Прощание славянки" в Петербурге. Теперь дело за тем, готовы ли мы к режиссуре такого проверенного мастера – я думаю, одного из лучших театральных режиссеров. Но хотелось бы, чтобы "Бумбараш" стал одной из ближайших постановок, может быть, уже в следующем сезоне.
И разговариваю с Любимовым о том, чтобы он мне дал право перенести его постановку "Бориса Годунова". Я играл в ней Самозванца, а он мне года два назад предложил играть Бориса. Я пытался его отговорить, он настоял, убедил меня, что именно я Борис Годунов сейчас. И вот я думаю, если все сложится, то я найду какого-то режиссера, который перенесет постановку сюда, с нашими артистами и со мной в роли Годунова.
Я уже старый театральный волк, театральную интригу я знаю не по поверхности, что называется… Поживем – увидим. При идеальном раскладе хотелось бы сочетать момент искусства с моментом развлекательности, привлечения публики. Потому что искусство искусством, но ведь – хлеба и зрелищ. И тем не менее спектакли "Прекрасное далеко" и "Прощание славянки" отнюдь нельзя назвать коммерческими проектами, но публика идет! Для них, для этих ребят, которые вчера сидели в зале, которые мне уже во внуки годятся, – для них это уже история. Они сидели четыре часа, и иногда в зале наступала такая тишина, что у меня мурашки бежали не только от того, что я видел, но и от того, как слушал, как воспринимал зал это произведение и этих артистов. И дай Бог, чтобы театр и дальше шел по этому пути и воспитывал в зрителях высокие чувства и высокие качества, настоящий патриотизм, а не какое-то там ура, ура, ура!
Справка
Валерий Сергеевич Золотухин – народный артист России, советский актер театра и кино. Родился 21июня 1941года в селе Быстый Исток. В 1963году окончил ГИТИС. С 1964года и по сей день актер Театра на Таганке (роли в спектаклях "Добрый человек из Сезуана", "Герой нашего времени", "Борис Годунов", "Владимир Высоцкий" и др.).
С конца 60-х много снимается в кино, наибольшую известность получили его роли в фильмах "Хозяин тайги" (1969), "Бумбараш" (1972), "Сказ про то, как царь Петр арапа женил" (1976), "Ночной дозор" (2004), "Завещание Ленина" (2007). Автор нескольких книг воспоминаний.
