Широта и долгота
В мастерской Иванова на балконе морозятся сушеные чебаки. А так-то этой зимой в окно лучше не смотреть. Лучше смотреть на новую картину "Ода огороду": деревня цветет картошкой, кивает скворечниками на длинных шеях, улыбается подсолнухами.
Иванов ставит перед картиной кресло:
– Просто посиди минут десять, помедитируй, погуляй по планам… Увидишь, что это не просто так – взглянуть и уйти. Просеки каждый кусочек, каждый кустик. Там целый мир.
Картина Иванова – дверь в лето. Картина Иванова – желто-зеленая корзинка, до краев наполненная поэзией. Вот человек собирал красную смородину – набрал полведра и ушел перекурить. Вышла на крыльцо соседка в красной кофточке. Стремительно сохнет под июльским солнцем белье на веревке. Кто-то, предположительно колорадский жук, прогрыз дыры в листке подсолнуха.
– Я эту картину шутя назвал "Ода огороду, или О прожорливом жуке на картофельном листке", – говорит Иванов. – Нас замучил колорадский жук. Я его не истребляю. У нас паритет. Я ему, колорадскому жуку, шепнул на ушко: старик, то, что ты сожрешь, – это твое. То, что оставишь, – это мое. Оставишь ты все равно больше.
Деревня на картине – это Барсуково. Иванов показывает ее на карте Алтайского края; за карту всунута бумажка с координатами огорода – долготой и широтой.
– Тут целая деревенская сага, короче. Видишь, сколько земли? 36 соток у меня. И тут деревенская безалаберность есть: картошка растет, и раз – клин полыни. Времени не хватило выполоть. Вот чистотел растет, но почему он такой вырастает? Потому что люди нет-нет да польют.
Эта вера, эта любовь
У Иванова была интересная история с немецким бароном Аахеном.
– Я жил на границе Бельгии, Голландии и Германии. Благодаря Хачатуряну туда попал.* Подружился с немцами. Они меня оставляли жить, работать. Я – нет. Ну как? У меня тут внучка растет, а я там буду?
Мне замок предоставили, я как Дюрер был. Но Дюрер-то был холостой, он мог себе позволить. Или Франсуа Вийон, вот он бы мог. Но понимаешь, у меня здесь Юлька растет. Если бы не семья, я бы там остался, но года на два, не больше. Я, ребята, уже поживший чувак. Я уже знаю: когда человек отсюда, из Сибири, до сорока лет он еще может куда-то уехать. А после сорока уехал – все, трындец. Раз – и нет его. Это я на многих людях наблюдал. А почему так? Ты задай этот вопрос нашей матушке-земле. Вот она родила тебя здесь, дала тебе веру вот эту, вот эту любовь. Мы пока не знаем этих законов, на хрен с ними играть?
А в замке-то я спал на кровати Людовика XIV. Когда послал фотографию Наде, она говорит: "На чем это ты обшарпанном?"
– Хорошо быть художником?
– Угу. Взял мир и показал другим. Но я не успеваю какую-то масштабную работу сделать, тут же раскупают.
– Это вы хвалитесь сейчас?
– Нет, это я жалуюсь. Потому что в нашем регионе картины продаются за похлебку: лишь бы прожить и красок накупить. А работа эта – проклятая. Почему все реализм гнобят? Потому что проще можно, быстрее и денег побольше получить.
Угадав своим художническим сердцем особую паузу, Иванов наливает чай со слоном и предлагает отвлечься от "Оды огороду" – он всегда работает много, ему всегда есть что показать. Иванов спокоен и весел – он все делает правильно. Сидит Робинзоном на своем острове на улице Малахова, пишет картины, растит внучку, ждет весну. Я уже понимаю, что это единственно верный путь, но за такую свободу надо расплачиваться золотыми пригоршнями таланта.
– Работа эта – проклятая, – повторяет вдруг Иванов. А потом добавляет: – Зато меня боженька любит.
…Зато мы теперь можем показать вам его огородное лето.
Юрий Иванов показывает свои новые картины
"Разинцы"
– Вот тут разинцы слагают легенду о своем атамане. Кто слово, кто фразу – легенда готова.
Ребята, я художник настроения. У меня сегодня лирика, а завтра – такая вот история.
Я хотя и пишу всякие исторические вещи с издевочкой, но с такой любовью, что у меня однозубые – и то приятные парни. У меня все они там приятные. А еще смотри – я-то не делал портретов специально, вот те крест. А вот: Скурихин получился, Каминский, Андрей Арестов. А вот это Фризен…
Ну, один бы получился случайно – понятно, но дак весь Союз художников! Я когда посмотрел, думаю: мля! Я же этого не хотел. А они на выставке ходят: "Смотри – я!" И хохочут.
"В гости к Симпсонам ни с чем"
– Я нашел в Барсукове такую коряжку. Написал ее и дописал картину "В гости к Симпсонам ни с чем". Ты Америку 30-х годов пойми! Вот ферма, а через километры другая. Айова, Великая депрессия, машины у них нет, надо идти по своему полю, потом по соседскому. Если б им было с чем идти, мне неинтересно. А тут драма, вон как она на него смотрит: "Ну как же, Джон? Надо было хоть что-то взять, хоть вилы".
А теперь давай решать, откуда эта картина? Из Барсукова, из коряжки, из книг прочитанных…
Читайте картину! В одном кадре соединилось все: и драма, и меланхолия, и оптимизм. Они же идут в гости, в натуре. Хоть с плохим настроением, но в гости. Там их развеют. И тут вдруг такая природа. И коряга уже перестает быть ненужным пыльным хламом, она возникает красивым силуэтом.
"Тракторист Адам и домохозяйка Ева"
– Вот картина: она решила позагорать, такая красивая. Он пригнал трактор и к ней вожделенно так бежит в сапогах и трусах. А там за углом кто-то уже стоит, отливает… Любовный треугольник.
"Это наша лесенка"
– Вот читаю историю Египта. Римляне много всего в Египте наделали, они любили такие мегалиты. Но попробуй пройди без дани, прикоснись к истории. Стоит братва египетская, а там еще группа поддержки.
Справка
Юрий Алексеевич Иванов родился в селе Шарчине Ребрихинского района, окончил Новоалтайское художественное училище. Член Союза художников России с 1998 года, участник выставок разного уровня. Работает в жанре пейзажа и тематической картины. Наиболее известные работы – "Полдень. Забор", "Барсуково", "Обские берега", "Человек с ветошью", "Корабль дураков", "Если бы все было ясно и понятно, мудрец бы удавился" и др.
*Экспозиция картин из коллекции Сергея Хачатуряна в выставочных залах Германии "Десять тысяч километров на Восток" прошла с большим успехом, и некоторых художников, в том числе Юрия Иванова, немцы пригласили приехать лично.
