"Ишь ты", – думаете вы в ответ и переворачиваете страницу. Выныриваете из книжки только через несколько часов, и уже бесконечно любите этого сурового старика и того, кто написал про его жизнь и приключения.
Старика зовут Кункель. "Кункеля в суетном мире" написал Алексанр Бекк, бывший сотрудник славгородской газеты "Роте Фане" (сейчас она называется Zeitung für Dich). А местный предприниматель и меценат Яков Гринемаер придумал издать под одной обложкой Кункеля в подлиннике, на немецком, Кункеля в вольном переводе местного поэта Александра Пака и Кункеля в графических работах местного художника Ивана Фризена.
Страна менуэтов
Давайте я расскажу вам про Кункеля. Здесь, в Сибири, зимой 1942 года и в последующие голодные зимы он, костлявый подросток, спецпереселенец из небольшого волжского города выглядит довольно-таки странно. Он голодает. Он сопротивляется январю. Он ходит отмечаться в комендатуру. У него в голове теснятся стихи и мысли. Он неоднократно влюбляется. В звездном небе Кункель видит Козерога и думает, что умеет летать. Его работа слишком тяжела для подростка, но, только совсем выбившись из сил, он позволяет сказать сам себе: "Теперь, мой славный гном, можно и передохнуть". Среди разных и, в общем, хороших людей, окружающих Кункеля, непременно находится негодяй, который даст оплеуху: "Фашистское отродье".
Он быстро становится взрослым. Он старается без надобности не лезть никому на глаза, но всю жизнь гнет свою честную немецкую линию. Презирает пьяниц и ненавидит доносчиков, старается жить честно, мыслить глубоко, поступать по совести и держаться прямо. Не всегда получается – поэтому, наверное, он скорее насмешлив, чем добр. Но над собой он смеется тоже.
Впрочем, с каждой новой страницей Кункель все серьезней.
В книжке есть небольшая глава "Страна менуэтов" с подзаголовком "Кункель изучает справку о реабилитации отца, которого 50 лет назад расстреляли как “врага народа”, и перед его затуманенным слезами взором возникает фантастическое видение". Усталый, немолодой уже человек смотрит на листок бумаги, а видит страну, где никто не пытается никого обмануть, никто не носит клейма "враг народа", где один не стреляет другому в затылок и потом не пишет справку "при попытке к бегству".
Там не хлещут водку, не подличают и не врут. Там никто не хочет никем управлять, там упразднены суды и полиция, там можно петь любые песни. Людей из этой страны не отправляют на войну, там никто не кормит вшей, не голодает и не ест сусликов, там все поступают по совести и живут своим трудом.
Книга оканчивается разделом "Достопримечательное" – историей о том, как Кункель приехал в город, где родился и откуда его выгнали без вины виноватым несмышленышем. Он скачет по полузабытым улицам счастливым зайцем, он покупает цветы и спрашивает у постового дорогу к своему родному дому. Милиционер молчит и холодно смотрит сквозь него. Притихший Кункель идет дальше и видит: его дома больше нет, на этом месте только камни. Кункель падает на колени: "Ты умеешь даже превращать камни в хлеб, дай мне постоять у родного очага!" Но: "Я пошевелю большим пальцем ноги/ Молчание Господа приносит мне боль…" Вернувшись обратно в Сибирь, он обдумывает всю свою жизнь; книжка оканчивается главой "Ретроспективный взгляд Кункеля".
Удивительно прекрасная, ясная и стойкая человеческая душа явлена нам в этой истории. Александр Леонгинович Бекк умер прошлой зимой, его стихи уже выходили, но этого издания он не дождался. Давайте еще раз посмотрим на несгибаемого старика у забора – мы не прощаемся с ним.
Дерево в степи
Яков Гринемаер,
автор, инициатор, издатель и главный редактор этого проекта:
Я еще застал этих людей, видел их живьем. Я и в школу пошел – немецкого языка не знал, впрочем, как и все, кто жил в таких немецких селах. Не мне бы это делать, и, может быть, я был бы от этого освобожден, но все уехали, и мои друзья там, в Германии, озабочены своими вопросами. Из нашего класса в России остались четверо, счет 23:4 в пользу Германии, в другом десятом классе 26:1, в третьем – 27:0. Такое вот страшное положение, я все время стараюсь осознать, кто я: Серая Шейка Мамина-Сибиряка?
Но мне это близко, я это понимаю, и понимаю это направление билингвы как мост между поколениями, языками, культурами. Выстраивание этих мостов, этих коммуникаций – все-таки мое.
– Яков Яковлевич, вы знали Бекка лично?
– Мы познакомились после презентации антологии алтайских немецких поэтов. Слава богу, у нас хватило настырности к нему приехать. Он открыл свою амбарную книгу – у него, кстати, остались богатейшие архивы – и начал читать свои стихи.
Он вообще не был конформистом, всю жизнь придерживался своей собственной позиции. Он был умелец золотые руки: кровельщик, машину собрал своими руками, а видели бы его огород! И помидоры, и яблоки… он был творческим человеком во всем. А судя по его архивам, он мог переделывать одно стихотворение много-много раз.
Это был очень глубокий человек. Он своего Кункеля отшлифовал, немецкая часть была доделана им до последней точки.
– Как вы думаете, Кункель – это его альтер-эго?
– Да, он писал про себя. Кункель – это он. Его впечатления, его переживания, его мысли, все это он выстрадал и сохранил до последней точки. И эта история о поездке на родину – он ведь действительно пытался вернуться в Поволжье; в 1941 году их выселили, а в 1965 году вышел указ, что можно возвращаться. Он и поехал, но там никого не прописывали. Бекк был хорошим механиком, а директор МТС – мужиком со смекалкой, поэтому Бекк устроился работать на МТС и жил с женой и с детьми без прописки. Но все-таки ему пришлось уехать, потому что директора достала милиция: не положено. Это была трагедия: через 20 лет он вернулся на родину, а его не приняли.
Бекк был очень эрудированным человеком, большим знатоком немецкого языка, погруженным в каждую его точку, каждую запятую. Его коллега Эрна Андреевна Берг рассказывала, что немецкий Бекка был одним из лучших в "Роте Фане", хотя там все были грамотными. В чем Бекку не повезло – он родился в 1926 году и уехал из Республики Немцев Поволжья подростком. Другие наши писатели – российские немцы получили образование еще там, где были немецкоязычные институты, где был немецкий театр, а он не окончил даже школьной программы, все эти университеты ему пришлось проходить самому.
– Я так рада, что в Славгороде нашлось столько талантливых людей и что теперь у нас есть такая поразительная книга.
– Славгород – вообще своеобразное место. Я эту смесь культур сравниваю, знаете с чем? Вот растет в степи дерево, карагач – не карагач, такой вроде странной формы, но все-таки противостоит всему и выживает. Не зря же я не остался жить в Новосибирске. В НЭТИ я учился хорошо, а Славгород был далеко не самым лучшим местом для распределения, я мог пойти в хорошее НИИ… Но я там не смог на уровне неба. Такого купола неба, как здесь, я больше нигде не видел, под ним я чувствую, что я дома. Я приехал сюда на каникулы – и вопрос был решен. Я счастлив тем, что мне не пришлось идти против своего существа. Почему я должен себя ломать ради чего-то и кого-то? Здесь, на родине, я чувствую свою пользу. А если я хочу жить нормально, я должен окружать себя нормальными людьми. Что я и делаю.
Факт
Книга "Кункель в суетном мире" издана тиражом в тысячу экземпляров. Она есть в краевой библиотеке им. Шишкова.
Точно и бережно
Яков Гринемаер – о людях "Кункеля"
– Нам очень сильно повезло, что уцелел микроколлектив этой некогда большой редакции. Эрна Андреевна Берг и Мария Давыдовна Алексеенко знают язык, знают творчество Бекка и смогли максимально точно и бережно передать его в подстрочном переводе.
Саша Пак, человек, влияние которого на культурное наполнение Славгорода настолько велико, что ему надо при жизни ставить памятник, подошел к работе очень бережно. И я благодарен покровской зиме: все замело снегом, у Саши Интернет несколько месяцев не работал – но все вышло замечательно.
Иван Иваныч Фризен – художник из плеяды учеников Курта Августовича Гейна, подсосновского учителя рисования. В 90-х Иван уезжал в Германию, не смог там жить, вернулся и сейчас преподает в школе искусств в Гришковке, недалеко от Славгорода. Он такой – весь в ребятишках, в их делах. Он согласился сделать графику. Приезжал взъерошенный: все, я больше не могу; художник – он же как актер, в роль входит, а выйти из нее тяжело. Но вот родилась такая серия иллюстраций и самостоятельных работ.
И есть в этой книге еще один замечательный человек, Иван Иванович Герберт. Год назад на одном мероприятии ко мне подошел пожилой человек: "У меня есть свои личные сбережения, и я хотел бы, чтобы они послужили людям". Жена у него умерла, дети уехали в Германию, а он не захотел. Значительную сумму он выделил Абраму Абрамычу Фасту на книгу "Немецкие районы Алтая" и финансово поучаствовал в "Кункеле".
Редакция благодарит Александра Карпова за помощь в подготовке публикации.
