Очень невеселое кино. Алтайский врач честно рассказал, как чувствуют себя ковидные пациенты и когда ждать еще одной волны

100 человек в день

— Когда вы поняли, что ковидный госпиталь развернется в вашей больнице?

— Перед майскими праздниками. Мы имели свободные площади — корпус бывшего роддома в четыре этажа. Женскую консультацию перевезли в другие помещения и стали быстро и бурно разворачиваться. Выходных и праздников у нас, конечно, не было: коллектив работал с 8:00 до 20:00, а то и до 22:00.

В конце мая мы начали принимать первых пациентов, но еще до этого были наши вахтовики, которых надо было обследовать и отправить в обсерваторы.

Корпус сначала был рассчитан на 100 коек, потом на 180. Он работал до конца сентября. 28 сентября открыли второй корпус. За время пандемии к нам в общей сложности поступили 3182 пациента. Пришлось задействовать всех сотрудников, кроме амбулаторной службы. Впрочем, частично и ее тоже.

Осенью количество тяжелых больных многократно увеличилось, их везли в Барнаул, в 5-ю горбольницу. Но места там очень быстро закончились.

У нас была 6-коечная реанимация, потом стало 20 мест. Почти ко всем из 240 коек стационара второго корпуса подвели кислород. Все лето шли поставки дополнительного оборудования: мы понимали, к чему готовились.

В корпусах разделили потоки, установили дополнительные душевые кабины, организовали отдельные прачечные, автономную систему питания. Перестроить все пришлось масштабно.

Наше отделение гемодиализа на 11 аппаратов тоже занималось ковидными больными. Хроническая почечная недостаточность — серьезное заболевание, и перенести коронавирусное заражение удалось далеко не всем. Но больше половины все же выписались. Приезжали сюда со всего края, поскольку не везде отделения гемодиализа работали именно с ковидными.

К нашей зоне отнесли не только близлежащий Первомайский район, Косиху, Павловск, но и Октябрьский район Барнаула. Поступления были колоссальные — до 100 человек в день.

Коечный фонд увеличивали постоянно. Максимально доходило до 470 с лишним человек одновременно, приходилось ставить дополнительные койки даже сверх того, что было запланировано.

«Я никуда не поеду»

— Много было шума от пациентов. Одни хотели перевестись в Барнаул, другие, наоборот, остаться в Новоалтайске. Как справлялись?

— Так получалось, что часть одной семьи отправляли в Барнаул, часть оставляли в нашем госпитале. Они, конечно, делились впечатлениями между собой. Кому-то там было плохо, кому-то здесь.

А кому-то здесь было так хорошо, что он не хотел никуда ехать. А надо. Например, пациент был стабилен, ожидал второго отрицательного теста и выписки, ему говорили: «У нас госпиталь переполнен. Езжайте в Барнаул, там хорошая больница, будете долечиваться и ждать теста». И многие упирались. Просто падали на пол с криками: «Мне страшно, я никуда не поеду». Это, конечно, те, кто физически мог себе позволить упасть на пол.

Ковидная инфекция ведь не разбирает, кого заражать и какие болезни еще при этом есть у человека.

С одной стороны, когда пациент задыхается и думает о жизни и смерти, ему не до истерик. С другой — и у него может начаться паника, поскольку вирус серьезно поражает центральную нервную систему.

Здоровому человеку непросто перенести его, не говоря о тех, у кого уже есть психические нарушения. То есть вирус сам по себе — причина неадекватного поведения. Чем тяжелее протекает инфекция, тем больше органов и систем организма выходит из строя.

Так что крышу срывает у всех — и у пациентов, и у персонала больницы. Возникали постоянные недопонимания и конфликты, слезы и жалобы, даже угрозы в грубой форме. Были и попытки снять с врачей защитные костюмы, и порывы драться. И вызовы полиции. Не только в наш госпиталь, но и в другие. И неоднократно. Очень нервная обстановка.

— С изменением правил выписки стало легче? Теперь ведь достаточно одного теста.

— Однозначно легче. Тесты ведь тоже не роботы в Китае делают. Нагрузка на лаборатории легла колоссальная. Мы вынуждены были заваливать их работой. Случались задержки, результаты не всегда приходили вовремя. Но еще интереснее было, когда мазок отрицательный, и пациент говорит: «Что вы лечите, нет у меня ковида». Двустороннюю вирусную пневмонию мы у тебя лечим с 50%-ным поражением легких!

Не у всех же терялось обоняние, не у всех при этом была высокая температура. Человек вообще никаких клинических проявлений не чувствовал, кроме небольшого дискомфорта в груди.

Было и другое. Человек уже четыре недели лежит в госпитале, кричит, что не уйдет, пока не дождется второго мазка. У него уже нет вируса, он полностью здоров. Чего мы ждем — повторного заражения? У нас хорошее питание, тепло, светло, готовить и печь топить не надо, понимаете.

Сейчас стало легче, потому что меньше заболевших, но еще и потому, что анализы мы получаем быстрее и, соответственно, быстрее и массовее происходит выписка.

Из окна реанимации

— Когда начался коронавирус, госпитали ощутили нехватку персонала. В крайнем дефиците оказались анестезиологи-реаниматологи. У вас как у реаниматолога есть этому объяснение?

— У нас в принципе мало врачей этой специальности. Никогда не было такой потребности. Среди них много людей старшего поколения, которым нежелательно идти в красные зоны. Они отказываются работать, ссылаясь на закон. И их можно понять.

Немногие идут учиться на реаниматолога. Специальность относительно молодая, быстро развивающаяся, объем знаний постоянно наращивается — и, поверьте, не в каждую голову помещается.

И это только в Соединенных Штатах реаниматолог — самая высокооплачиваемая специальность.

Не у каждого есть готовность тратить время и силы — жить в реанимации. Хирурги тоже живут на работе. Но провожать на тот свет и возвращать оттуда приходится именно реаниматологам.

Даже те, кто с энтузиазмом начинает карьеру, часто ее быстро заканчивают. 10 лет — срок профессионального выгорания врачей этой специальности, озвученный Петербургской ассоциацией реаниматологов. 10 лет — и все, доктор заслуживает покоя.

— Потому что мало платят и люди у тебя умирают на операционном столе?

— Нет. Потому что жизнь проходит мимо. Потому что большую часть жизни ты видишь мир только из окошка реанимации, слушаешь сирены скорой помощи, разговариваешь с родственниками умирающих людей и постоянно пытаешься спасти того, кому, по твоему мнению, рано уходить.

— Мы понимаем, что сейчас война, но у главного врача есть все же преимущество: он, наверное, может себе позволить во время этой войны отсидеться в кабинете.

— Это взгляд человека, смотрящего на медицину сильно издалека. В кабинете главного врача сейчас тоже неспокойно. Постоянно приходится решать миллион вопросов. Я не единственный главврач в крае, который ходит в красную зону. В этом нет никакого героизма. Просто все работают — и я работаю. Так надо.

Будет проблема

— Наверняка еще в начале пандемии не все врачи хотели идти в красные зоны. Увольнялись?

— Единичные случаи были. Это те люди, которые с самого начала не видели себя в ряду бойцов с заразой, поэтому заблаговременно искали другое место, в основном в наших же или барнаульских поликлиниках. Правда, когда плановую помощь приостановили, многие вернулись.

— Врачам платят немалые деньги за работу с коронавирусными пациентами. Наверное, они уже все на новеньких BMW на работу ездят?

— Нет, не ездят. Не хотелось бы мерить работу врачей машинами. Деньги не сказочные, но нормальные. И люди, которые здесь работают, довольны такой оплатой труда. Без этих доплат, говорю прямо, закрыть кадровый вопрос для всех госпиталей в крае было бы однозначно невозможно.

Вначале никто не хотел идти сюда добровольно. И большинство шло по приказу, по очереди работали. Да, были и желающие, но и страх был тоже: мы же не знали, с чем придется бороться. А самое главное — как. Сам вирус уже более-менее изучен, а вот вопрос, как его лечить, по большому счету остается без ответа. Много нюансов.

Многие врачи больницы предпочли перевестись в поликлиники. Однако потом вернулись, поняв, что и там тоже имеют дело с ковидными больными: вирус везде.

Да, оплата достойная. Но сейчас многие врачи уже говорят: «Не надо мне никаких денег. Я просто не могу, я устал».

— Система доплат врачам за ковид недавно изменилась, но это все равно хороший доход. Можете спрогнозировать, что будет, если коронавирус закончится? Как потом врачам возвращаться к зарплате в 20 тыс. рублей?

— Все уже давно спрогнозировано. Далеко не все вернутся к работе за те — предыдущие — деньги. Суммы кардинально разнятся. Большинство будут искать себе место под солнышком за приблизительно ту же плату. И, наверное, некоторые найдут. Не факт, что в нашей сфере.

Поэтому, если коронавирус когда-нибудь и закончится, это будет грандиозная проблема для всей медицины.

Новый год покажет

— Каковы ваши прогнозы развития ситуации с коронавирусом?

— Предыдущие вирусы-то никуда не делись, все еще гуляют. И коронавирус тоже, наверное, никуда не исчезнет, просто болезнь будет не так протекать. Тут вопрос вакцинации. Кто будет прививаться? Ставить прививки от гриппа мы же тоже не хотим, он нам кажется не таким страшным. А на самом деле местами и пострашнее будет в плане осложнений. И летальность от него не меньше.

— Прививаться надо?

— Надо. Можно верить в неношение масок и в плоскую Землю. Но прививаться надо. В принципе жизнь короткая. Можно ее попробовать прожить так и сяк, но шанс-то один, так что придется выбирать.

— Однако, судя по статистике, количество заболевших идет на спад.

— Ничего еще не закончилось, так что не расслабляемся. Вся эта «романтика» со снижением количества заболевших и освобождением коечного фонда может измениться в считаные дни.

Впереди Новый год. А мы — народ смелый. Сейчас все пойдем в продуктовые магазины, да так, как будто весь год не ели. Заработаем изжогу от мандаринов, но все равно ведь купить надо.

Потом соберемся на корпоративы вопреки законам и здравому смыслу. Если уж не в ресторанах, то на квартирах точно. И, я вас уверяю, у ваших гостей не будет масок.

Затем дети поедут к бабушкам и дедушкам на каникулы: вроде же миновала напасть. А дедушки и бабушки с букетом других заболеваний потом окажутся в госпиталях. И выйдут оттуда далеко не все.

— Что же делать?

— Не надо сидеть в кладовке и трястись от страха, но разумные меры предосторожности соблюдать стоит. Они известны. Хорошо, люди уже наконец-то поняли, что антибиотики бесполезны при ковиде. Но до этого ведь все препараты в стране съели. И это еще даст последствия.

В крупных городах большой прирост заболевших уже сейчас, причем бессимптомных. Молодежь до сих пор думает, что умирают от ковида только пожилые люди. Нет, есть и до 40 лет, есть в 33, есть в 25. Вот так своеобразно действует вирус. Болеют и дети, многие лежали с родителями в госпиталях и пролили немало слез, думая о конце жизни в столь юном возрасте.

Ну и когда здоровый некурящий и непьющий мужик лежит на ИВЛ, становится как-то не по себе. Он-то точно не думал, что такое случится.

Возвращение к началу

— Сейчас с освобождением мест больницы начинают возвращаться к прежнему режиму работы. Но, может, пока рано, если все грозит измениться?

— Конечно, надо быть готовыми к новым вызовам, но при этом все же возвращать больницы к плановой работе, поскольку хирургические, терапевтические, неврологические патологии никуда не делись, и этих пациентов тоже надо лечить.

Однако, как ни странно, вы не поверите, многим в этот период полегчало. До ковида у нас первичные сердечно-сосудистые центры были переполнены пациентами с инсультами. Сейчас их гораздо меньше.

Натурально как на войне. Не было же в 1940-х такого количества таблеток и больниц. Была одна калоша на двоих и необходимость строить танки. И очередей ведь не было в поликлиниках. Такая вот стрессовая мобилизация организма. Расклеившийся человек может заболеть и умереть от обычных соплей, а собранный пройдет войну.

Обсуждения о переводе в обычный режим идут и относительно наших госпиталей: какой из них оставить, справимся ли мы такими ресурсами. Не все так просто, любой вариант должен иметь обратный ход. Тем более, как я уже говорил, Новый год на носу. Пока идеальное решение — ничего не менять, чтобы потом в спешке опять не разворачиваться.

Пусть идут на похороны

— Как убедить человека носить маску и вообще следить за здоровьем до того, как жареный петух клюнет?

— Подождите, есть ведь и обратные ситуации. У человека ничего пока и нет, а он уже приехал с вещами в больницу и родственников привез. Кто-то отказывался от госпитализации, а потом передумывал и возвращался.

Что касается не верящих в ковид, их надо просто на похороны сводить, чтобы они побыли с людьми, которые потеряли своих близких и вынуждены хоронить их в закрытых гробах без возможности прощания.

Пусть пообщаются с людьми, которые вышли из ковидной реанимации. Те расскажут, как это — лежать в помещении, где с соседних кроватей регулярно забирают мертвых людей и тут же заменяют их еще живыми.

Это за пределами госпиталя у вас свобода: можете верить в ковид, можете не верить, — а здесь у нас всё и всем сразу понятно. Никто из тех, кто прошел этот путь, не хотел бы его повторить.

Всё через трубку

— Коронавирус вызывает полиорганную недостаточность. Насколько быстро он может погубить организм?

— В отличие от бактериальной пневмонии при ковидной вирусной вы теряете не только легкие, но и почки, мозг, сердце. И если, не дай Бог, у вас есть какая-то сопутствующая патология, по вам он ударит гораздо сильнее, и, скорее всего, все закончится летально.

Есть вирусы, которые могут быстрее покончить с человеческим организмом. Коронавирус заканчивается не за два-три дня, так что ощущений масса — в полной мере можно прочувствовать, что ожидание хуже самой…

— Что именно происходит с человеком в госпитале при тяжелом течении болезни?

— Реанимационный пациент, даже не ковидный, в общем, достаточно показателен для того, чтобы не хотеть туда.

Во-первых, в реанимации все голые. Для многих это большой удар. И они говорят: «Не забирайте меня туда, я еще и так могу». Во-вторых, в туалет там никто не ходит, вам введут катетеры. Ходить придется под себя. Значит, вас станут периодически переворачивать и мыть. Делать это будут люди, которые хоть и привыкшие к такой работе, но для вас совершенно чужие.

Велика вероятность, что в это время вы будете в сознании. Такой опыт потом или вспоминается всю жизнь, или, наоборот, забывается напрочь — защитная реакция психики. Как повезет.

Вентиляция легких — тоже процесс не из приятных. Во время операции человек тоже иногда находится на ИВЛ, но со здоровыми легкими и в наркозе: заснул, проснулся — и все хорошо, как будто ничего и не было. Здесь же человек в сознании. День покажется за год.

Катетеры будут везде: в венах, в том числе центральных, во рту, в носу. Может быть трахеостома — специальная трубка в трахее. Плюс назогастральный зонд, который вводится через нос до желудка для подачи питания. И, напоминаю, вы все время в сознании.

Кроме того, реанимация — это вынужденная позиция. Попробуйте несколько часов подряд лежать в одной позе, не двигаясь. Получится?

Всем поступающим в ковидные госпитали рекомендована так называемая прон-позиция — лежа на животе. Она показана всем, кто даже еще не требует кислородной поддержки. Специфика легочной ткани такова, что при любимой нашей позе на спине некоторые участки дыхательной системы отключаются.

Даже пациенты с недостатком кислорода в крови в прон-позиции могут без всякой поддержки поднять его уровень. Если бы, конечно, все могли лежать так 16 часов в сутки.

Если не брать реанимацию, нахождение в обычной палате ковидного госпиталя тоже не несет никаких приятных эмоций, я вас уверяю. Особенно когда она переполнена и всем вокруг тебя плохо. А есть еще внезапные смерти, не будем забывать. Когда твой сосед не дошел из туалета два метра до кровати.

Это очень невеселое кино. И людей оно меняет однозначно. И жаль, что те, кто бегает по трамваям без маски, не лежали в наших госпиталях. Не со зла говорю, а просто для понимания. Не бегали бы тогда.

А уж когда по всей стране стали показывать переполненные патологоанатомические отделения… Я не понимаю, как после этого можно верить в безмасочный режим.

Самое важное - в нашем Telegram-канале