Шансы есть
— Когда мы победим рак?
— Уже сейчас некоторые виды рака хорошо лечатся, если их обнаружить на ранней стадии, например, рак груди. Но это не будет чистая победа. Многие виды онкологии возвращаются. Агрессивным типом считается меланома — рак кожи. К тому же она метастазирует в другие органы. Лейкемия — рак крови — тоже имеет тенденцию возвращаться. Потому что, к сожалению, мы не можем убить все «плохие» клетки. Ведь даже измененные они похожи на здоровые. Наша задача — увеличить время ремиссии (период ослабления онкологического заболевания, — Прим. ред.) после химиотерапии.
— Как получилось, что вы стали заниматься наукой в Шотландии?
— В Шотландию сначала переехал мой жених, поступил там в аспирантуру. Когда я закончила свое обучение в Новосибирском госуниверситете, присоединилась к нему. Поступила в магистратуру Эдинбургского университета.
Благодаря навыкам и знаниям, полученным в НГУ, я смогла получить очень высокий балл при защите магистерской диссертации и поступить в аспирантуру в Данди.
В Эдинбурге не было возможности проводить много времени в лаборатории. Например, в Новосибирске с третьего курса я 70% времени проводила в лабораториях и только 30% — на лекциях. В Шотландии наоборот, так как там институту приходится оплачивать все твои эксперименты, и они стараются сэкономить.
— Что вы изучали в аспирантуре?
— Главная тема — эпигенетические регуляции генома ядерных организмов. Проще говоря, в клетке человека ДНК собрана в ядро и отделена специальной мембраной. Если вытащить ДНК из этой мембраны и «размотать», она раскрутится на 6 метров. "Упаковывают" ДНК белки, которые регулируют доступ к генам. Ученые пытаются разгадать, как белки контролируют работу клеток..
Недавние исследования показали, что эти белки часто мутируют в разных типах рака. И эти мутации помогают раковым клеткам расти и выживать в некомфортных для обычных клеток условиях. Я изучала, как такие мутации способствуют приспособлению.
— Есть успехи?
— Я нашла один из сигнальных путей, который отвечает за чувствительность раковой клетки к кислороду. Это может быть интересно в изготовлении препаратов для лечения лейкемии. Если найдется способ отключить код мутировавшего белка с помощью лекарства или химического реагента, то это вызовет гибель раковых клеток.
«Наука в России неконкурентноспособна»
— В чем отличие российской научной лаборатории от британской?
— В уровне финансирования и инфраструктуре. В Британии я могу заказать реагент и знаю, что он придет через несколько дней и при соблюдении условий хранения. Будь это 4 или 20 градусов — заказ укомплектуют специальным реагентом, который сохранит нужное тебе вещество.
В России, когда ждешь необходимые тебе клетки больше трех недель, уже начинаешь сомневаться — а придут ли они вообще и будут ли работать после такой дороги?
В российских лабораториях есть дорогостоящие аппараты, но им для эксплуатации нужны специальные реагенты, денег на которые уже не всегда хватает.
Отсутствие инфраструктуры в научных лабораториях вынуждает делать некоторые вещи самостоятельно. Например, недавно на одной конференции я встретилась с российским ученым. Он рассказал, что они сами выделяют клетки и среды для них. А я могу заказать те же самые компоненты у компании, и они придут через неделю — это значительно экономит время.
Еще одно отличие в том, что в России ученых, лаборантов, завлабов трудоустраивает научный институт. Это их постоянное место работы. В британском университете на долгосрочном контракте только завлаб. Остальные работники нанимаются по гранту, у них временные договоры. Обычно они заключаются на 2-5 лет, по истечении которых ты должен выпустить научную публикацию в журнале. Только после ее выхода завлабу дадут очередной грант для дальнейшей работы, а тебе — возможность найти другую лабораторию, где можно провести новые исследования. Оставаться на старом месте нельзя из-за особенностей выдачи грантов.
В британских университетах завлабы сильно прессуют по поводу публикаций в профессиональных журналах. Статьи ученых — это научная валюта. Ты должен публиковаться, публиковаться, публиковаться, иначе нового контракта и никакой карьеры у тебя не будет.
— Такие жесткие рамки не мешают работе?
— Я уже второй год пытаюсь закончить свою статью, которую начала писать в аспирантуре. Нет рук, которые помогут мне завершить некоторые эксперименты. У всех моих коллег есть свои проекты, которые им нужно закончить в первую очередь.
— Бывает ли так, что ученый по каким-то причинам не успел сделать важный эксперимент за время контракта, но выпустил статью, чтобы не остаться без работы, а ее взяли за основу и сделали новое лекарство, которое не будет работать?
— К сожалению, сейчас это очень больной вопрос для всей научной среды. Недавние исследования доказали, что если одна лаборатория решит повторить эксперимент другой, то вероятность получить одинаковый результат — 50 на 50.
Часто из-за того, что нужно публиковать много статей, от которых зависит карьера постдоков (молодые ученые, занимающие временную ставку в зарубежных вузах и научно-исследовательских учреждениях. — Прим. altapress.ru) и приход грантовых денег на новый проект у завлабов, совершаются такие действия, как подтасовка результатов или их неправильная интерпретация. Сейчас появились дополнительные структуры, которые строго следят за этим.
— В Британии выделяют много денег на исследование рака?
— Да, потому что в этой стране проблема онкологических заболеваний стоит на первом месте, опережая инфекционные и сердечно-сосудистые заболевания.
Кстати, в России регулярные медосмотры больше распространены, чем в Британии. Там система здравоохранения работает через врача общей практики или семейного доктора. Именно он решает, выпить человеку обезболивающее или пойти в больницу и пройти полноценное исследование. Последнее выбивают с боем — государству это невыгодно, анализы и обследования очень дорогие.
Медицина в Британии бесплатна для всех. Но последние 20 лет она серьезно страдает от недофинансирования. Например, в больнице 200 кроватей, а деньги выделяют на 120. На чем экономить? На зарплатах нельзя — они «чистые» и регламентируются. Получается, что на пациентах. Исхитряются найти лекарства подешевле. Или сокращают количество коек. Или побыстрее выписывают пациента, чтобы освободить койку для другого больного.
Жалко, что здравоохранение сейчас выполняет роль разменной монеты. Политики его используют в своих целях. Примером может служить кампания за Брексит. Во всех городах ездил красный автобус с надписью «давайте не будем платить взносы в Евросоюз — и тогда эти деньги пойдут на содержание нацсистемы здравоохранения».
— Брексит повлияет на науку в Британии?
— Да, он представляет определенную угрозу. Многие лаборатории спонсируются на гранты от Евросоюза. Моя работа сейчас, в частности.
Если мы выйдем, то, во-первых, откуда возьмутся деньги на научные исследования? Вопрос остается подвешенным. Государство гарантирует компенсировать потерянные гранты, но за счет чего — непонятно.
Во-вторых, наука очень интернациональна. Во всех моих лабораториях было больше иностранцев, чем коренных британцев. Сейчас я работаю с португальцем, несколькими итальянцами, испанцами, французами, русскими. Для всех них границы будут закрыты.
Брексит затронул лично меня. Британцы слышат, что у меня восточно-европейский акцент, и часто причисляют к полякам — их здесь очень много. Однажды к нам домой пришел сантехник и спросил: «Что вы тут делаете? Когда собираетесь назад?»
— В связи с Брекситом вы никогда не думали вернуться в Россию и начать работать здесь?
— К сожалению, наука в России неконкурентноспособна. Наша страна только и делает, что теряет научный потенциал. Это ощущалось 10 лет назад, когда я уезжала из Новосибирска, и очень заметно сейчас по уровню публикаций и презентаций на конференциях из России.
Некоторое время российская наука работала на запасе из советского времени. Сейчас он заканчивается. И разрыв с западными лабораториями будет еще более очевиден.
Мы уже сейчас зависим от иностранных лекарств для лечения и диагностирования. Например, там открывают онкологические маркеры, а Россия их просто покупает. А если наши отношения с другими странами совсем ухудшатся — где мы будем брать нужные лекарства? У нас их не производят. Если сейчас мы вдруг решимся на импортозамещение, первые лекарства появятся только через 10 лет — столько времени займут клинические испытания.
Не впадать в истерику
— Когда людям ставят такой серьезный диагноз, они готовы даже обратиться к нетрадиционной медицине. Как вы к этому относитесь?
— Как ученый я не верю в такую медицину. В истории много случаев, когда человек лечился нетрадиционными методами и умирал. Эффект плацебо, безусловно, существует, но самый верный совет — слушать рекомендации врача. Потому что ничего лучше хирургического вмешательства и химиотерапии пока не придумано.
— Сейчас в клиниках предлагают сдать кровь на онкомаркеры, которые определяют предрасположенность к раку. Это действенный метод?
— Онкомаркеры не могут выявить предрасположенность к раку. Они выявляют присутствие веществ в организме, которые наше тело выделяет при онкологии. У таких тестов высок показатель ложных "положительных" результатов. Поэтому не нужно впадать в панику, если у вас что-то нашли.
Сейчас также предлагают генетические тесты на наличие известных мутации, встречающихся у пациентов с онкологией. Но пока, что я думаю, у науки еще нет точного ответа, насколько велика вероятность, что конкретная мутация приведет к болезни. Кроме того, сейчас есть гипотеза, что одной мутации недостаточно для развития рака.
Мутации постоянно происходят в клетках при копировании информации. Хорошая новость в том, что часть этих мутаций не ведет ровно ни к каким последствиям. Другая часть губительна для самих клеток — то есть при сбое они просто умирают. И совсем маленький процент мутаций ведет к тому, что клетка становится раковой и начинает бесконтрольно плодиться.
Проблема в том, что все наши клетки делятся и копируют информацию ежедневно. Так что каждый день мы играем в такую «русскую рулетку». И чем дольше живем, тем больше вероятности, что какой-нибудь сбой приведет к образованию опухоли. Вот такой эволюционный механизм.
— Какие еще есть причины появления новообразований?
— Онкологические заболевания могут появиться из-за воздействия окружающей среды. Это когда мутацию клетки вызывают так называемые канцерогены. Например, недавно признали, что все виды копченого мяса содержат канцерогены. Вы можете отказаться от его употребления. Теоретически это должно снизить вероятность развития рака.
О чем еще рассказала Алена Шмакова
Что известно об Алене Шмаковой
Алена Шмакова — научный сотрудник Эдинбургского университета, Королевского медицинского исследовательского института, кандидат естественных наук.
Родилась в 1986 году в Барнауле.
Окончила химический факультет Новосибирского государственного университета в 2009 году. Затем поступила в магистратуру Эдинбургского университета, где занималась исследованием лекарств и прикладной биологией, и аспирантуру в Данди на стипендию от Wellcome Trust, крупнейшего негосударственного фонда в Европе.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
