Минприроды не право
— Алексей Владимирович, несколько лет назад тысячи людей подписали обращение против закрытия такой особо охраняемой территории как Залесовский заказник. Казалось бы, люди за сохранение природы. Почему же протестуют против национальных парков?
— Жители опасаются, что после создания национального парка им закрутят гайки, не дадут пользоваться дарами леса, и в первую очередь - заготавливать черемшу, кедровый орех и папоротник. Они говорят, что хотят пользоваться этими ресурсами и иметь свободный доступ на эти территории. И правильно говорят: они там давно живут.
— Насколько обоснованы их опасения?
— Не вполне. В федеральном законе «Об особо охраняемых природных территориях» сказано: местное население, проживающее на территории и вблизи национального парка, имеет право заготавливать на таких территориях пищевые и другие недревесные лесные ресурсы для собственных нужд.
— В минприроды края, тем не менее, утверждают, что закон это запрещает, заготовка пищевых ресурсов и древесины в нацпарке разрешена только малочисленным народам.
— Я считаю, что минприроды не право. В соответствии со статьей 15 этого закона (пункты «а» и «б» части 1), заготовка пищевых лесных ресурсов гражданами для собственных нужд допускается в рекреационной и хозяйственной зонах национального парка. И запрещается в заповедной и особо охраняемой зонах. Практика работы национальных парков подтверждает мою позицию.
Бывают перекосы
— Все-таки какие-то ограничения на использование природных ресурсов в нацпарке существуют - отсюда и беспокойство.
— Регулирование использования природных ресурсов должно быть — иначе зачем создавать особо охраняемые природные территории. Если нерационально использовать природные ресурсы, они могут истощиться.
Вот живой пример. Недавно я был в Турочакском районе, в селе Бийка. В этом году там очень большой урожай кедрового ореха, и все местное население, естественно, там, на кедре. Но кроме местного населения я видел там бригады гастарбайтеров. Их завозят и они этим делом там промышляют. Местным жителям это тоже не нравится.
Национальный парк как раз и должен стать гарантией того, что местные жители смогут продолжать устойчиво пользоваться возобновимыми природными ресурсами.
— Если посмотреть опыт создания особо охраняемых территорий в России, везде ли учитывают интересы местных жителей?
— Перекосы всякие бывают. Скажем, в Кенозерском национальном парке в Архангельской области люди спокойно заготавливают грибы, чернику, шикшу, травы. Возможности для этого в законодательстве есть, и оно должно соблюдаться. Но на отдельных территориях страны действительно закручивают гайки. Это неправильно.
Не считают себя нищими
— Население в Алтайском крае везде выступает против создания особо охраняемых территорий?
— Не везде и не всегда. Наоборот, есть инициативы, исходящие от местного населения. Например, сейчас создается памятник природы «Кандышный лог» в Косихинском районе. Это инициатива местного населения, которое даже учредило праздник, посвященный цветению кандыка. И в этом году в начале мая его провели впервые — во время цветения.
— Наверное, там включена маленькая территория?
— Да, но есть истории и про большие территории. Например, в Солонешенском районе население предлагает создать национальный парк или другую особо охраняемую природную территорию, чтобы защитить и обезопасить себя от добычи золота в реке Ануй.
— Между тем, бизнесмены, которые добывают золото в этом районе, утверждали, что там местные жители «ходят по золоту и живут в нищете», а бизнес готов вкладываться в район.
— А люди считают, что они не нищие. И я абсолютно с ними согласен. Нищие те, у кого много золота, но нет чистой воды или едят они какую-нибудь гадость. Или дышат отравленным воздухом. Богат тот, у которого есть чистая вода и у которого в этой речке чистая рыба.
Почему солонешенцы в большинстве своем за национальный парк? Потому что на отвалах от добычи золота вообще никаких ягод не соберешь. И коровы там пастись не будут — они камни-то не кушают.
Выгодная экология
— Есть ли примеры, когда люди даже зарабатывают на том, что у них есть национальный парк или заказник?
— Примеров масса. Например, тот же Кенозерский национальный парк. Русский север, традиции, культура, деревянное зодчество, фольклор — на все это ездят посмотреть множество людей, в том числе иностранные туристы. Население там всеми руками и ногами за национальный парк.
И в Алтайском крае, думаю, большая часть жителей поселка Урожайный за заказник Лебединый. Они сбывают многочисленным зимним туристам продукцию личного подсобного хозяйства, сувениры. Там стали развиваться промыслы, про которые давно забыли - кто-то вяжет, кто-то строгает и вырезает.
— Несколько лет назад мне говорили, что местных жителей раздражают приезжие. Рада, что что-то там изменилось.
— Пример, наверное, не идеальный, но достаточно неплохой. Более того, есть масса примеров, когда на экологической теме зарабатывает и бизнес. Одна из алтайских фирм, например, производит воду «Заповедная». На этикетке написано, что один рубль с каждой бутылочки перечисляется на сохранение снежного барса, на ней стоит логотип национального парка Сайлюгемский - это в Республике Алтай.
Это пример того, как экологический брэнд служит на пользу бизнесу. Думаю, эта вода чуть лучше продается, чем простая. В этом есть возможности для развития, и этот баланс нужно искать и находить.
Спорный валежник
— Есть еще одно ограничение в использовании лесов, которое трудно понять, но уже на обычных, а не особо охраняемых, территориях. Люди вывозят из леса деревья, поваленные ветром, принимая их за валежник — закон вроде бы разрешил его собирать без дополнительных согласований. Но их находят, возбуждают уголовное дело и штрафуют, потому что ветровал — это не валежник. Почему так сложилось?
— На мой взгляд, это глупость: люди должны пользоваться валежником. Человек, чтобы не замерзнуть, взял поваленное дерево, а его наказывают. Однако есть и другая сторона: в лес заезжают организованные бригады, которые валят нормальный лес, а потом говорят: а мы собирали валежник. И попробуй докажи, что это не так.
История с валежником — следствие, во-первых, не умного законодательства, а, во-вторых, системы, которая не в состоянии обеспечить рациональное использование и охрану лесных ресурсов.
— Такой проблемы не было раньше?
— Валежник до недавнего времени вообще нельзя было собирать. Что потребовалось для того, чтобы легализовать его сбор? Для этого валежную древесину отнесли в Лесном кодексе к недревесным ресурсам. Вот можно ли более кривую юридическую формулировку придумать? Руководитель лесного отдела Гринпис России Алексей Ярошенко назвал это законом «О недревесной древесине».
![Национальный парк "Тогул".](https://obj.altapress.ru/picture/460144/900x.jpg "Национальный парк "Тогул".")
А раньше, до принятия нынешнего Лесного кодекса, в лесу был лесник. Люди приходили к нему в контору или даже в избушку, в которой он жил прямо в лесу. Он шел в лес и говорил: вот это дерево бери, а это не трогай. Да еще и проверял, то ли дерево взяли. А сейчас государство из этой сферы фактически ушло.
И какие бы запреты и ограничения мы не вводили (а предлагается даже чипирование деревьев, это уж полный бред), они не будут работать, пока в лес не вернут лесника — государственного лесного сторожа. Когда речь идет о лесе, я не рыночник и не либерал. Я государственник.
— Разве в странах с рыночной экономикой не охраняют леса?
— На Западе леса переданы в частную собственность и их охраной занимается собственник. Но у нас это работать не будет. Примеров — тьма: леса вдоль Бии разобрали в частную собственность, вырубили в первый же год и бросили.
— Не понимаю, как можно было купить земли лесного фонда?
— Еще в советское время эти леса передали колхозам и совхозам в пользование, и потом их зачислили в земли сельхозназначения. Кое-где там построили коттеджи, а большую часть распродали — скупили за копейки земельные паи. Теперь там ни шишки, ни грибов — вот модель частной собственности на леса в наших условиях. Нам сначала надо пройти всю социальную эволюцию с демократией, местным самоуправлением и т.п. И только потом такие эксперименты устраивать.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
