Как работает
Благотворительный проект «Мечта ветерана» начал работу в 2018 году. На сайте можно оставить заявку с рассказом о человеке и его желании. А можно самому помочь воплотить мечту любого участника — отправить деньги на счет или помочь самостоятельно.
В разделе «Отчеты» публикуется подробные выписки со счетов — от кого приходили деньги, куда и на что их тратили. В разделе «Исполненные мечты» публикуются фото и видеоотчеты.
Как придумали
Создатель проекта симферополец Ярослав Селютин о том, как пришел к идее, рассказывает так: «Я был муниципальным работником в городской администрации, не занимал великих постов. Но всегда казалось, что можно сделать что-то большее. Случайно нашел в Instagram страницу 86sava — человек самостоятельно делает ремонт ветеранам. Кто может — помогает: перекидывает деньги на карту. Захотелось попробовать у себя сделать что-то подобное, узнать у ветеранов в Крыму, в чем они нуждаются».
Первой, кому помог Селютин, была соседка Зоя Гаврелюк. Сначала она мечтала попасть на парад в Москве, но для пожилой женщины это было тяжело сделать. «И тут она придумала другую мечту — побывать в аэропорту. Договорились с аэропортом, и ей с радостью провели экскурсию. Также купили Зое Гаврелюк стиральную машину», — рассказывает Ярослав.
Проект нередко подвергается критике. «Кто-то говорит, что пылесос — это не мечта и холодильник за 30 тыс. — дорого. Так в том и дело, что от ветеранов откупаются обычно холодильниками за 10 тыс. Кто решает, что дорого? — рассуждает Селютин. — Главное — дарить хорошую вещь, чтобы не шумела и хорошо морозила».
Чтобы не коптило и не заваливалось
Труженица тыла из села Ая Елена Полякова — единственная участница проекта из Алтайского края. Сейчас ей 93 года. С 13 лет во годы войны она работала вместе с родителями в совхозе: косила, вязала снопы, скирдовала и делала прочую работу наравне со взрослыми.
После учебы в пединституте она вышла замуж за соседа-фронтовика Михаила Полякова. Он был ранен под Москвой, встретил Победу в Праге. «Мне почему-то замуж было неохота идти, а дружить была не против. Вот неделю каждый вечер встречались, разговаривали о работе. А на главный вопрос я ему так ответила: «Завтра скажу». А он на следующий день на часы посмотрел и говорит: «Завтра наступило». Смеюсь: «Ну раз обещала, согласна», — смеется Полякова.
В школе она работала до пенсии, до 1978 года — сначала учителем начальных классов, потом географии. Тогда Поляковых и переселили в двухквартирный дом в Ае, в котором с того времени не было капитального ремонта.
Елена Полякова,
труженица тыла:
— Миша в рабкоме работал сначала. Все для рабочих, а для себя потом. Затем отучился в Славгороде и стал агрономом — надо большие дела делать, а собой позже займемся. Началась астма, потом заболел раком и умер в 1999 году. 47 лет были вместе — мало.
Сейчас труженица тыла живет со своей дочерью, инвалидом I группы — в детстве она перенесла полиомиелит. Внучка, оформленная как социальный работник, помогает мыть, стирать, готовить.
Протекающую крышу, по поводу которой они и обратились в проект «Мечта ветерана», пришлось чинить все же самим. Денег через сайт собрать не успели — крыша сильно текла, пришлось взять кредит и отремонтировать своими силами.
«Каждая мечта важна. К сожалению, мечты «провести водопровод» или «починить крышу» составляют более 40%», — отмечает Ярослав Селютин.
Сейчас Поляковы потихоньку меняют окна в квартире. Сначала установили на кухне и в комнате, а через 5 лет — в зале. На очереди комната дочери.
Елена Полякова,
труженица тыла:
— С печкой было плохо — выбросили, котел проржавел, прогорел, поставили новый за 37 тысяч, а он дымит. Короче, печка — дрянь. Газ если к 2025 году подведут к миллионерам нашим по соседству, будет чудо. И трещины у дома пошли – что-то с фундаментом, просел весь.
Печкой Елена Полякова занимается сама: чистит от золы и топит.
«У меня мечта такая — Медведева отправить на Север уголь добывать»
Мечты ветеранов редко попадают в интернет. В основном по старой привычке ими делятся с близкими. Иногда — с корреспондентами.
Алексей Парахневич берет слуховой аппарат, ловко вставляет в ухо, здоровается и начинает свой рассказ.
В армию его, семнадцатилетнего, взяли в 1942 году. Молодой курсант Новосибирского военно-пехотного училища прошел Курскую битву, воевал в Белоруссии и Польше, освобождал Краков, штурмовал Берлин. После Победы еще 3 года служил в Германии, а затем — на Дальнем Востоке. Всю жизнь проработал на железной дороге заместителем начальника участка по организационной работе.
На подоконнике у ветерана лежит стопка «Советской России» — это он газеты выписывал, когда правый глаз хорошо видел. На левом недавно сделали операцию — зрение и так после осколочного ранения в голову пострадало, а от старости совсем ослабло. «После операции стал хотя бы видеть им свет», — улыбается Алексей Васильевич.
Теперь газеты ему читают внучки и дочка, с которой он живет в одной квартире. Здесь хороший ремонт, в коридоре новая мебель, а в комнате ветерана — привычный и надежный советский буфет, платяной шкаф и стулья. Видимо, Алексею Васильевичу не хотелось расставаться с этими вещами.
Не может жить он и без меда — в детстве на спор мог выпить литр. «Все лучше, чем кисель из мороженой картошки, с омерзением о нем вспоминаю. В буфете у меня банки стоят, не могу без меда чай пить», — рассказывает Парахневич.
Любит ветеран и прогуливаться по улице, но в последнее время это, как и чтение газет, ему удается с трудом.
— Зимой почти все время провел в квартире. Как-то раз вышел и упал возле дома. Около часа в снегу лежал, пока автомобилист во двор не заехал и не увидел меня. А летом нет-нет выйду, и то за мной наблюдают», — посмеивается ветеран.
Алексей Васильевич очень интересуется политикой: «У меня мечта такая — Медведева отправить на Север уголь добывать. Сколько ошибок: приватизация, закон о платной медицине! А при Карлине сколько предприятий, сколько амбулаторий закрыли?»
Из-за своей политической активности ветеран попал в историю. Во время губернаторских выборов в нулевые он решил поддержать кандидата-коммуниста. Пришел в отделение партии, взял официальную листовку и разрешение, чтобы ее повесить. И прикрепил на информационный щит к листовкам других кандидатов по дороге в поликлинику, куда ходил на уколы.
— Смотрю, а на следующий день ее нет. Я еще раз повесил, потом стал обходить машину, чтобы пройти в поликлинику, а меня за шиворот в нее затаскивают и везут в милицию! Приехали, прошу отпустить — уколы делать надо. Начальник сказал: «Не за того вешал» и поставил меня у стенки, а сам за столом сидит. Я стоял-стоял и сознание потерял, упал.
В отделение вызвали скорую, но от их уколов Алексей Васильевич отказался. «В итоге скорая уехала, а меня под охраной с автоматами привезли в больницу», — рассказывает ветеран. В итоге отпустили.
Сейчас единственная забота Парахневича — помогать внукам и правнукам, чтоб могли «одеваться, питаться и получать образование».
«Годы не вернешь, здоровья не вернешь, но я не в обиде»
Зинаида Канайкина выключила телевизор, где шла какая-то очередная сказка о красивой жизни. Долгое время моя собеседница мечтала подтвердить свой статус малолетней узницы концлагерей, хотя поначалу об этом ей хотелось забыть — дети обзывали немцами, взрослые смотрели косо.
— Потом я в «Сельхозтехнике» трудилась, считалась лучшим работником. Мне была положена машина. Со мной постоянно торговались: «Давай этому уступим, он воевал, давай вот этому». Я соглашалась. Но когда предложили уступить человеку, который, по его же словам, только пошел на фронт возить мешки — и война закончилась, я настояла на своем», — рассказывает она.
Никто на работе не знал, что Зинаида Акимовна ребенком выживала в латвийской Режице. Мать уже на новом месте, в Сибири, взяла кипу документов из лагеря и сожгла. Ей хотелось жить, как раньше, обычным человеком.
Забыть хотелось многое. Сначала на Орловщине немцы выгнали их из собственного дома и поселили в землянку, а зимой — к лошадям, в укрытие из плетня. «Повар выливал из кухни нашего дома помои, а мы их, как куры, собирали. Один немец подойдет, пнет — и летишь, как мячик. А другой и хлеба даст», — рассказывает Зинаида Акимовна.
Когда ее с тремя братьями повезли в концлагерь, они прыгали от радости — не понимали куда. Главное, что «покатаются на поезде». О том, как вшей с волос можно было снимать горстями и как целый день жевали гнилую, чуть поджаренную лошадиную кожу, рассказывает Канайкина вполне буднично. И только один эпизод заставил ее серьезно переживать:
— Было у нас красное одеяло новенькое, за войну оно почернело — мать нас им все время укрывала, говорила: «Хоть что отдам, хоть хлеб, но не одеяло». Приезжаю я к матери, а оно на антресоли лежит. Говорю: «Да выкинь уже его». Потом приезжаю и вижу — оно уже между периной и пружинами в кровати спрятано. Не смогла она его выкинуть.
В 1992 году Зинаида Акимовна сама исполнила свою мечту — отправилась в Орел, откуда их с матерью и угнали в Латвию, нашла документы и получила необходимую для удостоверения бывшей узницы концлагеря справку.
— Когда я получила удостоверение, смогла смело смотреть людям в глаза. А Вера Ивановна из новоалтайского Совета ветеранов научила меня медали надевать. Я их все прятала, мне было стыдно, я же не воевала. Только одну медаль признавала, — показывает она на небольшой серый металлический кругляш, — «Непокоренные».
Сейчас Зинаида Акимовна живет в квартире с мужем, с которым вместе уже 65 лет. «Детям мы сами помогаем. На нас они ругаются, говорят, вот купите себе стенку новую. А мне ничего не надо, умру — все равно выкинут. Главное, чтобы чисто было», — вздыхает Зинаида Акимовна, поглаживая темно-коричневую советскую стенку.
Из стремлений осталось — вырастить урожай на своих шести сотках. «Главное, чтобы здоровье было. Ноги болят страшно — 85 лет, что уж теперь, — говорит она. — А то, что про нас только на 9 Мая вспоминают — что теперь про нас говорить? Хоть сколько говори: время не вернешь, годы не вернешь, здоровья не вернешь, но я не в обиде».
«Как же я буду делать пули против наших солдат»
На ногтях — нежный розовый маникюр. На лице — тональный крем, подкрашенные губы и ресницы. Надежде Мордовцевой 102 года.
— Уже месяца два прошло, а все слабость какая-то, кашляю маленько, но так ничего, —рассказывает она о перенесенном коронавирусе. — У меня вообще-то легкая форма была.
— У тебя была легкая?! — изумленно восклицает ее дочь Ольга. — Двустороннее воспаление легких! Легкая форма, — она качает головой.
— У меня только три дня была температура.
— Ага, и дышать не могла.
Когда дочь ушла в другую комнату, Надежда Георгиевна засмеялась:
— Вся семья за мной ухаживает: моет, кормит, лечит. Как барыня живу, Салтычиха.
Надежда Георгиевна говорит, что ей скучно дома, только газеты читает: дочь на работе, внучка со своими детьми, все подружки поумирали. Она мечтает, чтобы уже можно было собираться в комитете ветеранов как раньше: посидеть, посмеяться, поговорить.
К моему удивлению, зафонил слуховой аппарат — я его даже не заметила. По ходу разговора ветеран прочитала несколько стихотворений наизусть.
— Я вот своим подшефным ребятишкам из 22 барнаульской гимназии рассказываю, как на фронте было. Им очень интересно. Я радисткой была, командиром взвода на Волховском фронте. Идем с девочками на другую позицию, вцепимся друг за друга, шагаем-шагаем, ногами перебираем, друг друга поддерживали. Заснешь на ходу — снится мама, дом, пока кто-нибудь не крикнет, — рассказывает Мордовцева.
Сейчас Надежде Георгиевне снится только война, особенно в последние годы.
Под Ленинградом, в Мясном бору, она была ранена и контужена. При попытке выйти из окружения их взвод взяли в плен и отправили в концентрационный лагерь «Майданек».
Вспоминает, как вошли в этот лагерь:
— У нас была одна Вера, комиссар полка. Старалась походить на мужчину: держала руки в карманах, курила и любила подальше плюнуть. Командует: «Покажем им, кто такие красноармейки». Мы ремни потуже, гимнастерки застегнули. У кого-то карандаш черный был — брови накрасили. Ворота открылись — вошли строем в этот лагерь. Гордые стоим, красивые.
Через минуту прибежали немки-надзирательницы, у них — резиновые палки с железными наконечниками. Как они начали ими нас стегать! У меня было ранение, лоб весь разбит, а на голове шишка. Как она мне по этой шишке палкой дала, я потеряла сознание.
Вместе с теми, кто даже под страхом расстрела отказался строить военный завод, Надежда Георгиевна прокладывала канализацию. Поясняет: «Как же я буду делать пули против наших солдат». Не может забыть, как немцы отступали и гнали их дальше на запад. Десять дней пешком они шли под мокрым снегом в полосатых платьях узниц.
— Слышались бои, было ясно, что наши наступают. Нас завели в сарай, набитый соломой. Сознание уже не работало, ждали смерти. Вера приказывает: «Нам достаточно одной спички. Старайтесь уснуть, может, если гари нанюхаетесь, будет проще гореть». Просыпаемся утром — солнце, тишина. Никого нет. И тут красноармейцы нас нашли.
Это было в апреле. Домой Надежда Георгиевна попала лишь в конце декабря. Каждого, кто был в плену, подвергли тщательной проверке.
— Вызывали 50 раз, надо было про каждую рассказать, где была, что делала. Приехала, отправили к начальнику КГБ . Он встал из-за стола, подошел, обнял, усадил и сказал: «Мы знаем о тебе абсолютно все, даже то, что ты о себе не знаешь. Живи, учись, работай и никого не бойся». За 40 лет работы в школе никто не знал, что я была на фронте и в плену.
Обо всем этом ребята из 22-й гимназии и слушают разинув рты.
— Один третьеклассник спросил: «Надежда Георгиевна, а как вы там ели? У вас там столы были?». Говорю: «Конечно, белые скатерти, накрахмаленные». Хочу встретиться с ребятами. И желаю, чтобы больше не было с нами такого ужаса — вот все, чего я хочу.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
