«Авиатор» - роман о человеке, который узнает себя заново, включая имя. Чтобы восстановить память, по рекомендации доктора он записывает в тетрадь все обрывки, которые приходят в голову. Петербург, первая любовь, обыск ГПУ, арест и лагерь.
Перед режиссером Артемом Терехиным лежала непростая задача перевести книгу в эпистолярном жанре на сценический язык.
«Я старался максимально идти по нарративу с какими-то дополнениями внутри. Но это только верхний слой истории. Я стремился совместить историю, рассказанную Водолазкиным, с той, которую сам прочитал», - говорит Терехин.
Он вместе с актерами буквально прожил инсценировку – ее готовили прямо в процессе постановки. Финал был готов буквально за неделю до генерального прогона.
«Для артистов, конечно, непросто, а по мне это очень правильный подход. Искать историю «внутри» и писать инсценировку прямо под артистов, - объясняет режиссер. - Я их узнавал, слушал, как они разговаривают, и пытался их вплести в ткань спектакля. Чтобы это был не сухой текст, сосуществовал с реальными людьми – это очень важно для меня».
Помехи
В спектакле два постоянных рефрена. Первый отсылает к теме одиночества и возмездия: герой все время слышит историю о Робинзоне Крузо, который попал на остров, чтобы искупить грех.
Второй – к теме судьбы и неизбежности. Герою все время чудится фигура Фемиды с отломанными весами, с помощью которой он в конечном счете пришел к одиночеству и несет наказание.
Сцена – одна большая серая перспектива, придающая пространству объем и глубину. Короб напоминает телевизор, работающий с помехами. Главный герой Иннокентий Платонов будто сам звезда ток-шоу или персонаж детективного сериала, который ему показывает доктор. Только Платонов распутывает не преступную головоломку, а клубок собственной памяти.
Где-то там, в глубине сцены, часто мелькают образы из прошлого, тени. Вспомните, как работал шипящий экран, когда сигнал одного канала наслаивался на другой? Вот такая мультиэкспозиция иногда возникает перед зрителем: несколько забытых воспоминаний показывают одновременно.
Глубина жизни
С другой стороны, на сером коробе сцены порой будто бы играют водные переливы – это отсылает к режиссерской концепции «жизни-бассейна».
«Меня интересует глубина человеческой жизни, - говорит он. - Представьте ее как бассейн. Когда ныряешь в него, ощущаешь вокруг себя воду со всей ее плотностью и тяжестью. И такой есть у любого человека».
Времена, в которых жил герой, показаны очень крупными мазками. Подобно тому, как сценические журналисты представляют себе 1920-е, спрашивая Платонова, видел ли он Блока, так и в спектакле конец 1990-х – это потасовка Жириновского и Немцова в ток-шоу, MTV и клипы с полуголыми барышнями. А эпоха Соловка – расстрелы, изнасилования и эксперименты над лагерниками. Если сравнивать подобное с бассейном, то это детский лягушатник.
Самое важное - в нашем Telegram-канале