1. О первых выходах на сцену
Алексей Самохвалов был одним из студентов первого в Барнауле Театрального училища, которое работало с 1939 по 1941 года. Все учащиеся сразу же были задействованы в спектаклях в качестве массовки. Вот что пишет Самохвалов об этом периоде.
"Несмотря на нашу молодость, приклеивали нам какие-то необыкновенные усы, бороды. Я никогда не забуду свою бороду купца в «Ревизоре». Мне наклеили здоровую, большую бороду, я ее еле носить мог. А клей тогда был крепкий, сандарачный, его невозможно было отодрать. Приклеят так приклеят - намертво.
У нас был парикмахер Коля - просто «садист», для него удовольствие составляло намазать нас лаком и приклеить бороды. И когда прошёл спектакль, начинаешь отдирать - она, борода, прямо с кожей слезает".
2. Об актерской профессии
В 1936 году в театре драмы в Барнауле стал работать режиссер Василий Познанский. Он впервые сформировал полноценную труппу по типажам, артисты работали на постоянной основе.
До этого театр драмы работал в формате антрепризы, когда актеров приглашали лишь на один сезон. Сейчас слово "антреприза" ассоциируется у нас с некой "халтурой", но в начале XX века артисты антрепризы очень ценились, о чем и рассказывает Самохвалов:
"Закончилась антреприза, и вся ее актерская мощь пришла в государственный театр. В антрепризе работать было очень трудно. Там без таланта, без мастерства, без «фактуры» работать было нельзя, там должен был быть Актёр!
Он, если играл Молчалина, то должен был играть его очень хорошо, иначе возьмут другого. Никто же ничем не был связан".
3. О судьбе Театрального училища в Барнауле
"Находилось Театральное училище в помещении первой музыкальной школы, которая была на Красноармейском проспекте, между улиц Никитинской и Короленко. Каменное здание это не сохранилось, его снесли, когда расширяли дорогу".
4. О работе театра в начале войны
"В начале июля в Алтайский исполком поступило директивное указание Всесоюзного комитета по делам искусств о сокращении штатов театрально-зрелищных предприятий, на основании которого с 1 августа 1941 года штат театра был сокращён наполовину.
А недели через две последовал приказ о закрытии театра и расформировании труппы. Вот это мы уже воспринимали как трагедию. <...> Невероятные усилия и самоотверженность потребовались Барнаульской труппе, чтобы отстоять свой театр".
5. О корифеях сцены - Коковкине, Лесникове и других актерах
"Старики, ещё со сцены «Императорских театров», из старинной антрепризы, несли в себе традиции старой актерской школы, умели играть «нутром». Конечно, звезды их были на закате, но это были такие индивидуальности, которых нынче днём с огнём не сыщешь. Они могли в лютой роли «по заказу» вызвать аплодисменты.
Играем какой-нибудь спектакль, а Диагарин шепчет мне: «Лёша, хочешь, сейчас зрители зааплодируют?». Говорит свой текст, порой вовсе незначительный, и в зале раздаются аплодисменты".
6. Об отношении к "старикам"
"На моей памяти был один случай. Шёл спектакль «Враги». Горбуновский играл Коня. Помню, при распределении он страшно возмущался в кабинете у директора театра Стрельцова - почему он должен играть Коня? «Что это за роль - Конь? Я не умею играть лошадей!..» И это было на полном серьезе, без всякой хохмы! Хотя прекрасно понимал, что это просто фамилия к персонажа - Конь. Но его это страшно обижало на старости лет, артисту его положения играть какого-то Коня! Диагарин в этом спектакле играл Генерала, а он Коня! Это было для него оскорблением...
Он страшно не любил эту роль, хотя играл совершенно потрясающе. Но от горькой актерской обиды солидно выпивал перед выходом. И вот идёт спектакль, Яков его спрашивает: «Где генерал?». Он должен ответить: «Червей роет». И вдруг Горбуновский своим громоподобным голосом, на весь зрительный зал, говорит: «Червей... ловит».
Этим двум старикам - Горбуновскому и Диагарину все прощалось. Они были любимцами труппы. И на слабость их к спиртному смотрели сквозь пальцы, хотя в то время законы по «этому делу» были жесткими: театр уже был государственный, стационарный, дисциплина была железная. Но в Кэтти актерам никакие строгости не применялись, к ним относились как к малым детям"
7. О курьезных случаях
"Как-то на гастролях играем спектакль «Деревья умирают стоя». У Лиды Аникиной переодевание. Она должна одеться в белое платье. Она снимает с себя все, остаётся в одном белье. Никто, конечно, в этот момент в ее закуток, где она переодевается, не заходит.
А у нас был завмуз, тщедушный такой человечек, дирижировал оркестром. Он очень плохо видел, носил две пары очков, одну на другую, но это его не спасало, он практически ничего не видел, и часто оркестранты на него жаловались: он так размахивал своей дирижерской палочкой, что попадал им по головам. И страшно любил женщин. В этом спектакле он играл на пианино за кулисами. И каждый раз, именно в момент переодевания, пробирался через этот закуток и целовал Лиду в плечико - эдакий Дон Жуан! Лида страшно стеснялась, ей это очень не нравилось.
И Серёжа (один из артистов театра - Прим.ред) решил ей помочь избавиться от назойливого кавалера. Подговорил Бориса Сурова сесть на Лидино место в этот закуток и снять с себя рубаху. А Лиду спрятали в другой уголок. Вот наш дирижёр, ни о чем не подозревая, привычно суётся в тот закуток и нежно целует ... мощное волосатое плечо Бориса! Мы умирали со смеху..."
8. Об актерском взаимопонимании
"Мы, молодые актеры, были очень дружной командой. Никакой зависти друг к другу у нас в помине не было. Никакого подсиживания, никакого стремления заполучить большую роль любой ценой, отобрать роль у партнера! Вот ставят спектакль «Маскарад». И мы прекрасно понимаем, что Арбенина будет играть Хлытчиев. Или «Отелло» - Яго будет играть Коковкин. Ещё до распределения мы знали, какой актёр что получит. Потому что не могло быть другого распределения - лучшие актеры играли лучшие роли. Не было этого ажиотажа, хватание, обид и унижения.
А сейчас каждый актёр считает себя гением, и убеждён, что он может все роли сыграть. Большое заблуждение! Никто не может все играть. Никто. Природой не дано все сыграть".
9. О режиме работы и зарплате
"Тогда была адская работа в театре. Адская! Режим был напряженнейший. Приходили мы в десять часов утра, до двух репетировали, после короткого перерыва начинали готовиться к вечернему спектаклю, который начинался в восемь вечера и заканчивался за полночь. Спектакли всегда были большие, в трёх-четырёх актах. Играли мы каждый день, по тридцать пять - сорок спектаклей в месяц, включая утренние и дневные спектакли для детей.
Молодые актеры были заняты во всех, без исключения, спектаклях. Если не в роли какой, то в массовке-то обязательно! А зарплата актерская была совсем маленькая - что пятьдесят, от силы двести рублей. Мастера, ведущие актеры получали самое большое четыреста, но основной состав, как и сейчас, был низкооплачиваемый. Как прожить на эти копейки? Все мы старались где-то подработать.
Я вёл два драматических кружка - в клубе Железнодорожников и на Трансмаше, каким-то чудом выкраивая для этих занятий время. Репетиции в кружках были ежедневно, с пяти до семи вечера. Платили рублей по восемьдесят за каждый кружок. Вот эти две маленьких зарплаты было все, что я мог дополнительно принести в семью. И то не хватало на жизнь".
10. О смене директоров и режиссеров
"Ротация в театре - понятие вполне закономерное, это закон такой, такая специфика работы. Театральный организм должен обновляться, надо впрыскивать свежую кровь в театр.
Но какими жестокими методами свершаются такие перемены! Всем правит Королева Интрига, которая тоже есть порождение чисто театральное. Интриги в театре существовали всегда, и никуда от этого не денешься, такова наша театральная жизнь. Не мы породили это, не с нами это уйдёт. <...>
В театре издавна командуют две королевы - Зависть и Интрига. Эти королевы всегда были первым номером. И за всю свою жизнь царствие этих королев мне пришлось испытать в полной мере именно в нашем театре. <...>Чуть только чем товарищ артист недоволен - не дали роли, не повысили ставку, не представляют к званию - он тут же собирает группировку и отправляется в крайком жаловаться на руководство. <...> Таким образом добывали ставки, звания, привилегии, поощрения, премии. «Свергали» неугодных режиссеров - и главных, и очередных".
11. О гениальности Золотаря
"Я такого метафоричного режиссёра, как Золотарь, ещё не встречал. Я удивляюсь этому молодому человеку , смотрю на но спектакли и поражаюсь: «Боже мой! Как здорово он придумал, откуда он все берёт?». В «Ромео и Джульетте», помню, меня буквально потрясла сцена смерти и оплакивается Джульетты. Как это было сделано! Цветок с поникшей головкой, который перебрасывается из рук в руки... Это не перескажешь, это надо видеть. Какая сильная метафора!"
12. О развитии труппы театра
"Обязательно нужно организовывать театральную студию, набирать актерский курс при нашей академии искусств и культуры и обучать, воспитывать его в театре. Молодежь должна с первого своего часа обучения находиться в театре, на сцене. Только таким образом можно воспитать актера, знаю это по собственному опыту".
13. О незавидной судьбе актера
Алексей Самохвалов за свою творческую карьеру сменил несколько театров, но в конце пути все же вернулся в барнаульский театр драмы.
Но все здесь было не так, как прежде - часто меняли директоров, режиссеров, "старики" уходили, иногда в некой жуткой обиде на мир за то, что прошлого - и людей, и взаимоотношений, и отношении к профессии - уже не вернуть.
"Прожив эту жизнь длинную, проработав столько лет, не могу унять в душе чисто человеческую обиду. Когда я возвращался в этот театр... Почему, зачем же я вернулся обратно? Я понял! Я только теперь это понял! Сейчас, когда ночами бессонными думаешь, как же это все случилось, вдруг так отчетливо понимаешь, что возвращался к тому театру, который любил беззаветно.
Думал, что приеду к тем же людям, к тем актерам, друзьям, с которыми делил кусок з\хлеба, выпивал последнюю стопку напополам, закусывал какой-то тухлой рыбой, и последнюю буханку хлеба мы разрезали на четверых на гастролях и ели с луком...".
Алексей Самохвалов скончался в 2017 году в возрасте 95 лет. Ему так и не дали звание "народный артист", но в конце своей биографии он отметил, что все же его по-своему получил.
"Артисты всех театров зовут меня "дядя Леша". Это великое звание", - подытожил в своей книге артист.
