В Белграде состоялась мировая премьера нового фильма Никиты Михалкова "Солнечный удар", снятого по произведениям Ивана Бунина. 4 октября с блокбастером, посвященным любви на фоне Гражданской войны, познакомятся жители Крымского полуострова, а 9 октября фильм выйдет в общероссийский прокат. О том, как снималась эта лента, и почему жители Сербии и Крыма увидят ее раньше москвичей, Никита Михалков рассказал в интервью "Комсомольской правде".
— Никита Сергеевич, страна замерла в ожидании, и вдруг такой сюрприз. Поясните, почему Белград, Сербия? Вы не боитесь, что вас могут обвинить в "непатриотизме"?
— Нет, не боюсь. Скажу больше, это наш осознанный выбор. "Солнечный удар" — картина, безусловно, историческая, свою историю забывать нельзя. Иногда, чтобы увидеть будущее, надо пристально вглядеться в прошлое. Сербский народ в тяжелую годину для нашей Родины, только что пережившей две революции и еще не пережившей Гражданскую войну, протянул руку братской помощи русским эмигрантам в знак признательности нашему Отечеству.
К середине 1920-х годов в Сербии нашли пристанище около 40 тысяч беженцев из России. И сегодня там помнят этот период нашей общей истории гораздо лучше, чем в России, к сожалению. В Сербии хранится много русских святынь, которые в равной степени чтимы как потомками белоэмигрантов, так и коренными сербами, которые не делят историю на свою и чужую. Без этих святынь не может быть до конца осознана и наша российская история.
Знаете, в Белграде есть место, которое мне особенно дорого — это русская церковь Святой Троицы, построенная на средства эмигрантов из России. Там покоится прах Петра Николаевича Врангеля, главнокомандующего Вооруженными силами Юга России.
Премьера фильма, к которому я шел почти 40 лет, событие для меня не просто важное, но и очень личное. Это как день рождения — день рождения фильма. А дни рождения обычно люди празднуют с друзьями. Уверен, что Сербия — это страна друзей, где, надеюсь, моя картина может быть понята и принята.
— Вслед за мировой премьерой последует российская. И опять вопреки правилам не в столице, а в Крыму.
— "Солнечный удар" — картина в том числе про то, как уходили в эмиграцию десятки тысяч русских людей. Уходили они и из Крыма. Вспоминаются строки Николая Туроверова, замечательного казачьего поэта, современника и участника описываемых событий: "Уходили мы из Крыма/Среди дыма и огня./Я с кормы, все время мимо,/В своего стрелял коня".
Картина совершает как бы обратный исторический путь — из Сербии в Крым, из Крыма в Москву. Сегодня мы можем сказать, что изгнанники наконец возвращаются. Все это глубоко символично.
В Крыму фильм покажем сначала в Симферополе, затем в Севастополе, где находится знаменитая Графская пристань, от которой отчаливали последние корабли с русскими офицерами, солдатами и казаками. Но и в Москве будет премьера — 7 октября в кинотеатре "Октябрь", а 9 октября "Солнечный удар" выйдет в широкий прокат.
— Вопрос не политический, хотя без политики сегодня никак. Что для вас Крым? Какие ассоциации связаны с полуостровом?
— Это мое детство — Коктебель, "Артек", где я один раз побывал, незаслуженно совершенно, честно говоря. Туда отправляли отличников, а я им никогда не был.
По большому счету Крым — это Мекка русской художественной интеллигенции. Вся богема из Москвы, из Петербурга перекочевывала летом и в бархатный сезон именно туда. Достаточно перечислить некоторые имена, которые сразу ассоциируются с Крымом: Бунин, Чехов, Горький, Шаляпин, Волошин… Крым стал для меня олицетворением той самой блистательной, деятельной и одновременно расслабленной атмосферы русской богемы.
Кроме того, Крым — это великая воинская слава, место, за которое пролито столько русской крови. В течение нескольких веков на Крым посягали то турки, то англичане, то французы.
По одной из версий, Крым — это место крещения Великого князя Владимира. Он крестился здесь, в Херсонесе, который располагался в границах городской черты современного Севастополя.
А для меня как режиссера Крым вообще место святое. Именно здесь зарождался русский кинематограф. Первая русская полнометражная кинопостановка — "Оборона Севастополя", снятая в 1911 году Ханжонковым и Гончаровым. Здесь же, в Ливадийском дворце, картину посмотрел император Николай II.
Здесь Ханжонковым организована первая русская киностудия, ставшая основной базой для огромного количества прекрасных советских, а потом российских картин. Здесь снимались такие картины, как "Человек-амфибия", "Пираты XX века", "Дети капитана Гранта", "Солярис", и многие другие.
Это настоящий рай для кинематографистов — много солнечных дней, поля и горы, леса и море, реки и водопады, бескрайние степи. Я считаю, что Крым по праву должен вернуть себе славу одного из главных центров российского кинематографа.
— О вашем новом фильме по мотивам произведений Ивана Бунина начали говорить задолго до его премьеры. "Солнечный удар" — фильм долгожданный и ожидаемый. Однако Бунин у каждого свой, и зрители в оценках фильма будут, конечно, пристрастны. Впрочем, пристрастен был и сам Бунин, его резкость, непримиримость, неуживчивость и бескомпромиссность в суждениях во многом сделали его славу. Основной вопрос: почему Бунин? Почему именно его произведения вы выбрали для своего нового художественного высказывания? Неужели творчество Бунина — лучший материал, на котором можно разобраться, как все это случилось?
— Я допускаю, что некоторые люди ищут ответ на этот вопрос в творчестве Ивана Шмелева, например. Его "Солнце мертвых" — великий материал о времени Гражданской войны. А "Лето Господне" — замечательное произведение о дореволюционной России.
Меня же поразило, насколько Бунин разный. В легком, летящем, абсолютно неосязаемом рассказе "Солнечный удар" он один, а в "Окаянных днях" Бунин уже совершенно другой — оскорбленный, униженный революцией, восставший против нее, испытывающий страстную ненависть к той части интеллигенции, которая мгновенно повелась на новые посулы и нацепила банты. Меня поразил этот Бунин, эта частная история, этот перелом, который суждено было пережить именно этому человеку. Что до замысла фильма, то история эта началась в 70-е годы. Замечательный киновед Владимир Дмитриев, к сожалению, ныне покойный, подошел ко мне как-то и сказал: "Сними "Солнечный удар" и, если у тебя это получится хотя бы на 30%, считай, что ты режиссер".
Я перечитал "Солнечный удар" и понял, в чем дело. То, что так неуловимо написано на бумаге, как будто акварелью, практически невозможно перевести на язык кино. Идея меня захватила, я подал заявку, впрочем, без всякой надежды, что ее когда-нибудь одобрят. Это было 37 лет назад, можете себе представить, что значит разрешить экранизировать Бунина в то время...
Но с тех пор мысль о "Солнечном ударе" жила во мне и со мной. Время шло, менялось многое вокруг, менялся я сам. За эти годы я читал, изучал Бунина и все, что с ним связано. В результате возникла идея соединить того неуловимого, летящего, светлого Бунина из "Солнечного удара" с Буниным "Окаянных дней".
Бунинские дневники — это очень жестокий и очень правдивый материал, в котором он не щадит никого, в том числе и себя. Невероятное одиночество и безысходность вопиют со страниц дневника. Он оказывается один на один со временем, которое за секунду может превратить все его таланты, помыслы, мечты в прах. Это все действительно очень трудно передать, но достойно того, чтобы этим заниматься.
— Ваш фильм — не экранизация, картина создана по мотивам, что подразумевает свободный подход к тексту. В какой степени "Солнечный удар" ваша личная интерпретация "Окаянных дней"?
— Совершенно правильно поставлен вопрос. Фильм "Солнечный удар" создан по мотивам произведений Бунина. Я убежден, что экранизировать нужно не произведение, а автора. Так у нас с Сашей Адабашьяном было и с Чеховым в фильме "Неоконченная пьеса для механического пианино", и с Гончаровым в фильме "Несколько дней из жизни Обломова".
Здесь нас тоже интересовал в первую очередь сам Бунин, человек, который, с одной стороны, пишет "Солнечный удар", а с другой — бескомпромиссные, жесткие записки "Окаянные дни". Интересно, что рассказ "Солнечный удар" был написан в 1925 году, то есть после "Окаянных дней" и много позже описываемых в рассказе событий. Такой высоты чувства можно было достигнуть только через осмысление потерянного.
"Что имеем — не храним, потерявши — плачем" — это был действительно лейтмотив большинства литературных произведений, написанных в эмиграции. Конечно, в моей картине многое остается между строк, многое взято из других произведений, атмосферных, чувственных вещей.
Когда вместе с Владимиром Моисеенко, к сожалению, ныне ушедшим из жизни, мы начинали писать сценарий, мы "обчитывали" время со всех сторон. Это и исторические материалы, и мемуары участников Гражданской войны, Белого движения, научные исследования. Материал нас буквально захлестнул и шокировал. Это такой силы и правды свидетельства, что мы просто лишились дара речи!
Как, например, вам фраза из гимназического сочинения на тему "Как ты воспринимаешь революцию"? Девочка пишет: "Хочется есть и пахнет мертвыми" — вдумайтесь только, что ворвалось в жизнь страны…
Потом мы много читали Шмелева. Кстати, сцена с павлином в начале фильма — это из Шмелева.
В какой-то момент мы поняли, что глубокое погружение в исторический материал лишило нас объективности. Когда я прочитал первый вариант сценария, я понял, что не должен это снимать. Мы продолжили работу уже с Александром Адабашьяном — переработали сценарий, постарались не разделять героев на черных и белых, хороших и плохих. Мы говорим о соединении противоположностей в каждом человеке, о том, что у каждого своя правда. Только как точно знать и как ее постигать, эту правду?
— Когда вы работали над картиной, у вас был ответ на главный вопрос: как все это случилось?
— Да, конечно. Его нельзя сформулировать как ответ, конкретную рекомендацию. Как говорил Чехов, у каждого счастливого человека за дверью должен стоять кто-то с молоточком, который будет стучать ему о чужом несчастье. С героями фильма произошло то, что происходит с людьми, у которых нет за дверью этого молоточка.
Другая часть ответа заключается в том, что человек есть не средство, а цель. На него не просто нужно смотреть, его нужно видеть, с ним надо разговаривать.
— Известно, что история представляет для вас не праздный интерес. Вы изучаете ее давно и глубоко. Ваши циклы документальных фильмов "Русский выбор" и "Русские без России" не раз с успехом прошли по телевидению и для многих стали откровением, открытием темы Гражданской войны, Белого движения и первой волны эмиграции. Историческая достоверность в художественном кино — это вопрос отдельный. Насколько вы следуете исторической правде? Что она для вас применительно к художественному произведению? Фильм "Солнечный удар" исторически достоверное произведение?
— Абсолютно. Я хочу следовать исторической правде, и мы все делаем для этого. У нас есть консультанты по костюму, быту, музыке, этикету и так далее, и так далее. Другой разговор, что иногда есть вещи, которыми можно пожертвовать ради психологической и художественной достоверности. Самое главное знать, что ты нарушаешь. Нарушение должно идти не от серости, а от знания.
Мне скажут, что Землячка и Бела Кун не были в Одессе, где мы снимали часть картины. Это так, но у нас нигде и не сказано, что действие фильма происходит в Одессе. В титрах написано: "Ноябрь, 1920 год, юг России". А лестница, ну мало ли где еще такая лестница есть. Мы даже стерли памятник Дюку.
Меня ругали за предыдущие картины — считали звезды на американском флаге, пуговицы на юнкерских мундирах. Допускаю, что подобные досадные неточности могут оскорбить чье-нибудь эстетическое чувство, но в то же время хочу сказать, что за пуговицами можно проглядеть главное.
— Известно, что художники — люди мистически настроенные. Во время съемок случалось ли что-то такое, что поддерживало вас?
— Многое. Начиная с выбора актеров, который проходил с огромным риском. Мы сделали ставку на людей неопытных, неискушенных, не владеющих мастерством в достаточной степени. И, как мне кажется, не прогадали. Некоторые удивительной красоты сцены были сняты как будто бы случайно.
Например, мы снимали финал. А погоды нет — туман. Я вижу — пароход белый, туман белый, актриса, светло-голубой прозрачный шарф… снимать нечего. Я говорю: а поставьте Вику на корму корабля, дайте ей бинокль. Поставьте две камеры, пусть корабль уплывает, а она пусть стоит. Она просто смотрела в бинокль, а потом опустила его на крупном плане. И корабль стал уплывать, а мы стали снимать. И эти кадры стали квинтэссенцией финала. А образ Незнакомки с развевающимся шарфом стал флешбэком воспоминаний героя, образом, который он пронес через всю жизнь, который не оставляет его ни на минуту. Не случись в тот день тумана, этой сцены могло бы и не быть…
— Пока российские зрители считают дни до выхода фильма в прокат, у вас есть возможность немного подготовить их к этому событию.
— "Солнечный удар" — кино многослойное. В фильме много аллюзий, ловушек, отсылок, начиная от Чехова и кончая Эйзенштейном. Там есть очень много вещей — то, что я называю "театр для себя", и их надо расшифровывать. Я совершенно уверен, что люди, которые войдут в картину, погрузятся в нее и досмотрят до конца, могут захотеть посмотреть ее еще раз, для того чтобы открыть для себя то, чего не успели при первом просмотре.
Я хочу верить, что "Солнечный удар" станет для зрителей той картиной, с которой хочется разговаривать. И надеюсь, что таких зрителей будет много, - пишет "Росбалт".
