«Лопатой из Дворца не гребли»
— Есть мнение, что крайсовпроф — не слишком эффективный собственник и управленец имуществом. Вы согласны с этим утверждением?
— Наверно, субъективные оценки имеют право на жизнь. Но возьмем для примера тот же Дворец зрелищ и спорта. Или спорткомплекс «Обь». Это два учреждения социальной направленности. Да, они занимаются и коммерческой деятельностью, но в первую очередь выполняют социальную функцию. Во Дворце располагается хоккейные школа и клуб, которые финансируются, замечу, из краевого бюджета. Это же касается и «Оби».
Но арендная плата в этих социальных организациях не повышается несколько лет, а платежи за коммунальные услуги растут два раза в год. И когда Дворец спорта проводит концерт, все говорят: «Вот они зарабатывают деньги». Но мы зарабатываем, чтобы выжить. Тех денег, которые Дворец получает от хоккея, недостаточно.
В среднем Дворец зарабатывал 40 млн рублей в год. 20 млн — все, что связано со льдом. Еще 20 млн — доход от проведения концертов, ярмарок, выставок.
Если мы возьмем расходы, то только одна электроэнергия обходится в 1 млн рублей в месяц. Зимой за отопление ежемесячно платится около 500-600 тысяч рублей. И это только коммунальные платежи. Плюс есть штат почти в 50 человек, им нужно платить заработную плату. Плюс налоги.
Большой прибыли Дворец никогда не приносил. За последние несколько лет крайсовпроф получал в год в среднем около 2 млн рублей от этого объекта. Поэтому говорить, что мы лопатой гребли из этих объектов и все выгребли, не приходится.
Что касается состояния Дворца, я считаю, что не совсем ответственным в этой части оказался арендатор, с которым у нас подписан договор. Он получил исправный объект. Поддержание противопожарного состояния было его обязанностью. Мы не слагаем с себя ответственности, и сегодня несем расходы на содержание Дворца спорта — оплачиваем отопление, свет, охрану. Всего в месяц — около 600-700 тысяч. Но уже ничего не зарабатываем.
— Рассматривались ли другие варианты его использования?
— Вся сложность в том, что основная нагрузка Дворца связана с работой хоккейного клуба и ДЮСШ. Так как клуб — профессиональный, график игр составляется заранее. К сожалению, из-за этого мы иногда были вынуждены отказывать кому-то в проведении других мероприятий. Есть ограничения МЧС по проведению выставок и ярмарок — нельзя организовывать два мероприятия одновременно, скажем, в фойе и на основной арене.
— Если вы все-таки договоритесь о продаже Дворца, будет ли вам жаль терять этот объект? Или, напротив, испытаете облегчение?
— Сожаление в таких ситуациях всегда есть. Тем более, что я давно здесь работаю, проблему хорошо знаю. Мы, может быть, и не отказались бы от Дворца. Но в силу тех обстоятельств, которые вскрылись, вынуждены это сделать.
Ведь основной проблемой стал конструктив потолка, его деревянные элементы. Хотя, скажем, в Красноярске открылся новый спорткомплекс, и везде рассказывают, что его особенность — деревянная крыша. Почему там можно чуть ли не всю кровлю сделать деревянной, а у нас нельзя даже элементы оставить? При том, что эти балки уже тысячу раз пропитаны всеми специальными средствами. И срезы с них брали — они не горят.
Да, сегодня там другая плитка на потолке. К этому, собственно, и предъявляют претензии: что мы провели не ремонт, а реконструкцию, а значит, все должно быть устроено по новым СНиПам. Но это — миллионные затраты. У нас таких средств нет. Мы ищем инвестора. Но никто не хочет вкладывать средства в объект, который не будем ему принадлежать.
— Есть представление, что после распада СССР профсоюзы стали по сути коммерческими предприятиями, которые прикрываются защитой прав трудящихся. Что бы вы ответили тем, кто так считает?
— Что значит прикрываться? Общественные организации имеют право заниматься коммерческой деятельностью. Профсоюзам в этом смысле повезло. Нам по наследству досталась собственность. Но нельзя говорить о том, что мы занимаемся преимущественно ею. Главная задача у нас совершенно другая. Но было бы глупо не управлять имуществом, если оно есть.
Тем более, мы предоставляем скидки членам профсоюзов, скажем, в наши санатории 20%. А если скидку делают еще и первичные организации, то порой люди отдыхают за 50% от полной стоимости путевки.
Оклад равно МРОТ
— В декабре власти, бизнес и профсоюзы подписали трехстороннее соглашение. Какие его положения для вас принципиально важны?
— Это основополагающий документ в части определения социально-трудовых отношений. В этом году основные его положения касались темпов роста заработной платы: плюс 15%, если оплата труда меньше 20 тысяч, и 10%, если от 20 до 27 тысяч.
Новшества связаны с изменением пенсионного законодательства — появились гарантии для работников предпенсионного возраста.
Кроме того, мы подписали соглашение о краевом МРОТ для внебюджетной сферы. Он будет составлять 13 тысяч рублей без учета районного коэффициента. Споров по этому вопросу было много. Работодатели выступали против. Нагрузка это, конечно, существенная. С районным коэффициентом получается почти 15 тысяч рублей. Это тот минимум, который должны платить в коммерческом секторе. Изначально цифры были еще выше.
— Какие?
— 15 тысяч без районного коэффициента.
— И насколько, на ваш взгляд, реально такое повышение? Экономическая ситуация не слишком располагает к такой динамике. И ситуация может вылиться в подгонку цифр, а не реальный рост зарплат.
— Да, я тоже говорил об этом на подписании: главное — не хорошие бумаги получить. Хороших бумаг у нас — только успевай исполнять. Главное — реальное выполнение всех соглашений, коллективных договоров.
Профсоюзы, скажем, много лет добивались повышения МРОТ в стране. Добились. А проблем разве что больше не стало. Точно не меньше.
Сегодня мы сталкиваемся с тем, что низкоквалифицированные и квалифицированные кадры получают одинаковую зарплату. Уборщица и молодой педагог зарабатывают одинаково. Конечно, и тот, и другой труд почетен. Но кто-то пол помыл — и ответственности никакой. А у кого-то — класс в 30 детей, и не дай бог что-то с кем-то случится.
Проблемы есть в части и начисления зарплат, и их повышения. В этом вопросе нужно наводить порядок. В здравоохранении уже анонсируется новая система начисления. Мы настаиваем, чтобы ее распространили на сферы образования и культуры.
— В чем новшество?
— В увеличении окладной части. Сейчас она у нас настолько низкая! Скажем, оклады в образовании края начинаются от 3,2 тысяч рублей. Потом плюсуются надбавки, стимулирующие — и так догоняют до МРОТ. Вот и получается, что молодой специалист получает только «минималку». Мы же считаем, что было бы правильно, чтобы оклад начинался с размера МРОТ.
— Вы же понимаете, что власти вряд ли пойдут в этом навстречу.
— Мы думали раньше, что и МРОТ никогда такими темпами повышать не будут. Нужно ставить эти цели. Как говорится, если вас не пускают в дверь, вы идёте в окно. Кто стучится — тому открывают.
Рост за счет переработки
— В 2018 году рост зарплат бюджетников, сообщают в правительстве, составил 11-12%. По вашим данным, он произошел?
— Я не исключаю, что в целом по краю 12%-ный рост произошел. Но это же средняя температура по больнице. Если мы возьмем отдельные отрасли, то там далеко не всегда такая динамика. Просто где-то оплату труда повысили на 20%, а где-то на 5%.
— За счет чего, вы считаете, фактически произошло увеличение объема зарплат? За счет МРОТ?
— Фактически оно произошло, к сожалению, за счет оптимизации и увеличения нагрузок. Если мы посмотрим бюджет и штатное расписание какой-либо школы, то не найдем педагога, который бы работал по 18 часов в неделю. И нет у нас в больницах хирургов, которые бы трудились положенное количество часов. Все — сверх нормы.
Поэтому, да, мы выполняем указ президента о росте зарплат, но в основном — за счет переработки, повышенной нагрузки, оптимизации. Это касается и образования, и здравоохранения, и культуры.
— Власти утверждают: оптимизация была направлена не на экономию средств, а на повышение качества услуг. Где-то, действительно, возникло напряжение, но потому, в частности, что некоторые люди, занимая ставку, работали мало, а теперь их попросили выполнять полный объем работы. Так ли это, по вашим данным?
— Да, у нас часто говорят о том, что производительность труда надо повышать, составлять паспорт рабочего времени. Конечно, все хотят работать меньше, а получать больше. Но в целом я не считаю, что в крае имеют массовый характер ситуации, при которых люди работают мало, а зарплату получают за полную ставку. Если такие факты и были, то единичные.
И оптимизация, на наш взгляд, преследовала все же цели экономии. Может быть, реального сокращения зарплат и затрат не произошло, но прием новых людей тоже никто не вел. Есть же обыкновенная текучесть кадров: кто-то уходит, а на его место никого не берут. И вроде бы оптимизации не произошло, но работало условно 10 человек, а стало 8, а объем работы не сократился.
— То есть ваши ближайшие задачи — выровнять ситуацию по МРОТ и побороться за рост окладов?
— Профсоюзы всегда говорили: за идентичный труд люди должны получать идентичные деньги. Возьмем мы врача в Барнауле и Москве. Оклад у них должен быть одинаковым. А стимулирующие и надбавки могут быть разными. И в итоге, конечно, так и будет. Но чистый оклад должен быть везде одним.
А сейчас у нас, скажем, в образовании ставки начинаются от 3,2 тысяч рублей, а в Новосибирской области — от 9 тысяч. Между нами меньше 300 км, а разница — трехкратная. При том, что жизнь в Новосибирске не настолько дороже, чем у нас.
Конечно, мы понимаем, что ограничены бюджетом, собственных доходов у нас не так много. Но стремиться-то надо к лучшему. И из списка аутсайдеров мы должны когда-то выйти.
— Наш новый губернатор с самого начала говорил примерно о том же — чтобы, например, наши врачи получали такие же зарплаты, как в других регионах. Вы почувствовали, что обсуждать вопрос зарплат стало легче?
— Да. Диалог стал более открытым. Замалчивания проблем нет. И воспринимается это более спокойно. Я понимаю, что мы все болеем за свое дело. И предыдущий губернатор тоже болел. И понятно, что иногда ему было неприятно слышать о каких-то проблемах: вроде решает-решает их, а воз и ныне там. Сегодня закрытых тем нет.
«Не идут, пока жареный петух не клюнет»
— В чем сегодня выражается основная работа профсоюзов? Понятно, что в советское время это была огромная сила, которая владела большим имущественным комплексом, занималась распределением…
— … дефицитов.
— Да. Сегодня роль профсоюзов уменьшилась как политического игрока. Какую задачу вы решаете сейчас?
— В части политической — соглашусь. Раньше, все знают, профсоюзы называли приводным ремнем партии. Сегодня наша основная роль — защита интересов и прав работников. Мы следим за выплатой и начислением зарплаты, за нормированием, охраной труда, оздоровлением.
— Какие у вас есть для этого инструменты?
— Их много. В первую очередь — правовые. Мы отстаиваем права работников в суде. И экономическая эффективность дел, которые мы выигрываем, очень высока. Это десятки миллионов рублей, которые реально получают люди, которым, скажем, недоначислили зарплату, неправильно рассчитали пенсию. 90% таких исков мы выигрываем.
Плотно занимаемся вопросами охраны труда. Сейчас они очень остро стоят. Мы принимаем участие в расследовании всех несчастных случаев на производстве.
И, конечно, заключение соглашений и коллективных договоров на предприятиях и в организациях. Ведение коллективных переговоров.
— Какая сегодня динамика по числу профсоюзных организаций: в бюджетной сфере, на предприятиях?
— Тенденция для всех профсоюзов России — сокращение общего числа членов. Причины есть и объективные, и субъективные. Те же оптимизации, ликвидации предприятий. Но создаются и новые профсоюзные организации. Сейчас в крае всего около 3 тысяч первичных профсоюзных организаций.
Относительно недавно образовались профсоюзные организации в «Алтайкрайэнерго», Михайловском заводе химреактивов, Боровлянском лесхозе, краевом перинатальном центре «Дар», Алтайской таможне, «Калманском хлебзаводе», в ряде учреждений культуры и образования. Технически создать профсоюз несложно. Три человека решили — и создали.
— Чем чаще всего вызвана такая потребность?
— Желанием объединиться. Не секрет, что часто профсоюзы образуются на волне какого-то конфликта. Когда у человека все хорошо, он об этом не задумывается. Бывает, что на предприятии есть профсоюз, но человек в него не входит. А как только его жареный петух клюнет, он бежит вступать, чтобы его защищали.
— Сколько сегодня стоит членство в профсоюзе?
— 1% от начисленной заработной платы, как и раньше.
«Кто под кем лежит, еще вопрос»
— Есть ли у вас лично желание усилить роль и влияние профсоюзов?
— Если бы не было, я бы не стал избираться на этот пост.
— Чего именно вы хотите добиться?
— Увеличения численности профсоюзов. Ведь у нас есть резервы. Мы можем, даже не создавая новых организаций, нарастить членскую базу в два раза. Есть предприятия, на которых работает около тысячи человек, а в профсоюз входят 200. Нужно разговаривать с людьми, объяснять.
Может быть, до сих пор мы не всегда своевременно или полно доносили информацию об эффективности и пользе нашей работы. Но профсоюз сегодня — та единственная организация, которая защищает права человека труда.
Думаю, у меня получится, и профсоюзы зазвучат по-новому в части открытости, увеличения членской базы, работы в коллективах. Мы хотим провести череду встреч, выслушать мнения людей, их проблемы, проконсультировать их.
Ведь создать работающий профсоюз на предприятии бывает не так просто. Случается, три человека его организуют. Но потом их в такие условия на работе ставят, что никакого развития не происходит.
— С точки зрения общественного настроения у вас благодатное время для профсоюзного движения — недовольных немало. Будете ли вы этим пользоваться?
— Главное здесь не использовать людей, а именно воспользоваться ситуацией и оправдать их надежды.
— Будете ли вы призывать людей оппонировать?
— Так у населения нет проблем в части оппонирования. Но в силу своей человеческой доброты и терпимости люди всем всё прощают. У нас муж и жена привыкли собраться на кухне, повозмущаться, а как только дело касается реальных дел, запал у многих сходит на нет.
Я говорю не о том, что нужно выходить на улицу чуть что. Но когда это действительно необходимо, многие не выходят. То идеологической составляющей не хватает, то политической, то у нас 1 мая совпадает с Пасхой.
— К слову, об акциях на улице. Есть мнение, что профсоюзы организуют их только по разнарядке сверху.
— Пикет против пенсионной реформы — яркий пример обратному. Не было никаких инициатив сверху. Было принято решение в центре: считаете нужным — проводите. Но мы еще до этого решения организовали пикет. Он собрал большее число людей, чем мы заявляли. За что потом получили «ай-ай-ай» от полиции.
— То есть мнение о том, что профсоюзы лежат под властью, вы не разделяете?
— Мы участвуем в каких-то мероприятиях, которые инициирует власть. Но решения об этом принимаем коллегиально. Не мог один человек сказать: давайте участвовать в митингах в поддержку присоединения Крыма. Не было такого, чтобы Шмаков позвонил Бабушкину и сказал: «Всё, выходите!» Решения принимаются на местах. Так что это еще вопрос, кто под кем лежит.
Что известно об Иване Панове?
Ивану Панову почти 36 лет — он родился 11 января 1983 года.
У него два высших образования. В 2006 году окончил Барнаульский государственный педуниверситет (филология), а в 2012 году — Академию труда и социальных отношений (юриспруденция).
В 2004—2007 годах был зампредседателя профкома студентов БГПУ, в 2007—2008 годах — менеджером по связям с общественностью в фирме ОРП «Кардос» (Москва).
С ноября 2008 года работал в алтайском крайсовпрофе на разных должностях, с мая 2013 года — зампредседателя, с 20 сентября 2018 года — председатель.
Панов — пользователь соцсетей. У него есть аккаунты в Facebook, Instagram, ВКонтакте.
Самое важное - в нашем Telegram-канале
